Павел Парфин - Сопротивление бесполезно! [СИ]

— Ягра от тебя без ума, Гриц, — не поднимая глаз от обреченных бутербродов, бесцветным голосом заметил Миц. Гриценко пропустил его фразу мимо ушей.

— Где Коровин, а? — плюнув под ноги, спросил он.

— Тут одна бабка объявилась. Новенькая. Час назад ее кто-то из наших укусил, — нехотя, явно делая над собой усилие, произнес Миц. — Бабка жутко свирепствовала, все грозилась кому-то кровавой расплатой… — Миц боялся взглянуть на Гриценко. — Вот Коровин и повел ее да еще с пяток лохов на боевое крещение. Чтобы старая карга пары выпустила. Негоже нам, вурдовампам, междоусобицы устраивать. Так я говорю, Гриц?

Вместо ответа Серега взмахнул рукой и вдруг сунул под нос Мицу кусок туалетной бумаги. Тот самый, которым Гриценко вытер приходьковскую кровь.

Миц резко потянул носом воздух, колпак немедленно съехал ему на глаза, вурдовамп в бешенстве скинул его с головы. Яркие красные полосы прочертили ото лба до лысой макушки его непутевую голову.

— Этой крови полчаса, от силы час! — со знанием дела сообщил возбужденный Миц.

— Верно, — ухмыльнулся Гриценко и поводил перед носом маленького вурдовампа окровавленной бумагой. — Найдешь? Надо добить…

Миц, будто пес, спущенный с поводка, несся на несколько шагов впереди Гриценко. Маленький вурдовамп то и дело спотыкался, падал, сбивал в кровь локти и колени, бежал дальше и, казалось, улицы шарахались и разбегались в стороны, едва завидев столь резвого ночного хищника. Миц сразу же вывел к цели.

Как ни странно, Приходько не стал хитрить и плутать, заметая следы. Савелич укрылся у себя дома за стальной бронированной дверью. На этот раз Гриценко не стал взламывать дверь — не успел.

Миц не дал. Неожиданно он напомнил, что они как-никак вурдовампы, а значит, могут обращаться в разные интересные вещи. Например, в дым.

Сине-зеленым, точно боевой зарин, газом они по очереди просочились сквозь замочную скважину в дом мастера Приходько. А материализовались уже в дикой, как характер самого мастера, спальне, где тот трахал жену Сереги Гриценко. Лежа сверху, голый Савелич напоминал рубанок.

Тот с таким же упрямством и жадностью врезается в тело доски.

Не заметив (а может, делая вид, что не замечает) появления Гриценко и Мица, Приходько-рубанок продолжал яростно водить туда-сюда голым торсом. Из-под него вместо стружек разлетались в стороны густые горячие стоны Серегиной жены.

Застигнув Людку и Приходько вдвоем в постели, да еще в момент совокупления, Серега не сразу пришел в себя, поражаясь тому, с какой жадностью и спешкой эти сволочи занимаются любовью. «Прямо как перед смертью, — подумал Серега, но сам же себе и возразил: — Почему как?»

Жену Гриценко не тронул. Даже обернувшись вурдовампом, он продолжал испытывать к ней крайнюю неприязнь. Или… затаенную симпатию, чудом сохранившееся чувство родства, в котором боялся себе признаться… Зато с удовольствием перегрыз горло мастеру Приходько. С раскачивающимся, как маятник, членом Савелич носился по спальне в надежде спастись. Гриценко играючи сгреб его в охапку и безумно долго сосал его кровь. Когда Приходько, издав последний хрип, за ненадобностью был брошен на пол, Серега весело изрек: «Нашего полку прибыло!» А пнув ногой пока еще бездыханное, не налившееся новой, ядовитой кровью тело мастера, добавил: «Вот теперь ты полный кровопийца!» Гриценко знал: меньше чем через четверть часа мертвец очнется и покажет миру клыки.

Пока Серега, посмеиваясь, на клочке бумаги рисовал схему, как от дома Приходько пройти к двухэтажному логову вурдовампов, Миц за широкой спиной приятеля неслышно загрыз его неверную жену. Можно сказать, впервые благородный поступок совершил в своей жизни. Или смерти… Короче, вытащил Людку за ногу из-под кровати, куда она залезла со страху, и, даже не взглянув, не облапав взглядом ее белое, теплое, вдоль и поперек выглаженное и обласканное любовью тело, прокусил ей горло. Тьфу, мальчишка!

Засунув за пазуху мертвому мастеру схему, с полминуты сокрушенно повздыхав над обескровленным Людкиным телом, Гриценко вытолкал в шею Мица да подался с ним в вертеп кровопийц. «Эх, чтоб им пусто было!.. Нам было пусто!..» Позади семенил утративший девственность Миц.

Августовская ночь беззвучно строчила швы вдоль всей дороги к злосчастному двухэтажному дому. «Внизу покойницкая, и вверху то же самое», — невесело размышлял Гриценко, наступая на швы, оставленные ночью. Нити в них то мерцали холодным лунным светом, то начинали вздрагивать и искриться, стоило Гриценко пересечь перекресток с испуганно мигающим светофором. Лишь изредка швам удавалось поймать робкий отблеск огня в случайном окне — в чудом не уснувшем окне.

Теми светящимися швами были беспокойные Серегины мысли. Они-таки довели его… Опять возникли те голоса. Откуда-то изнутри. Нарастая, они угрожали вырваться из тесной Серегиной черепной коробки. Вырваться на ночную влажную улицу и, может быть, взорваться безнаказанной милицейской сиреной!..

— …Все!! Клянусь усмешкой Дракулы, ты здесь в последний раз! Или наоборот: я тебя здесь заживо замурую! — трансильванская графиня Элизабет Батори визжала как резаная. — Если ты сейчас же не отгадаешь, в каком гробу лежит покойник…

— …Да вроде как в обоих, — перебил Бритоголовый Здоровяк, уже в четвертый раз очутившийся в знакомых стенах средневекового замка. Наш герой случайно оказался свидетелем похоронного обряда: наблюдал, как три хорошенькие служанки готовят в последний путь двух мертвецов.

— …Не перебивай!! — еще истошней завизжала мадам Батори. (Здоровяку даже немного жаль ее стало.) — В одном гробу лежит обычный покойник, в другом — вампир. Не угадаешь, кто есть кто, — тебе конец!

— Это что значит? — решил уточнить Здоровяк.

— Не прикидывайся! Оборву цепочку твоих дурацких реинкарнаций — и прощай тогда, мама! Останешься возле моей юбки на веки веков!

— Аминь. Ладно, валяй. Ну и какая тут разница между твоими покойниками?..

…Рыжая девушка вообще ничего не делала — лишь строила глазки Здоровяку. В гроб первого покойника белявая служанка, смиренно потупив очи, опустила зубок чеснока и веточку боярышника. Потом положила на грудь серебряное распятие. Ее подружка — чернявая красуня — вдруг обернулась кошкой и трижды перепрыгнула гроб со вторым покойником. Затем проделала то же самое, превратившись в черного пса. А потом и в смоляную курицу — та как закудахчет над гробом!.. Но большего страху наш герой натерпелся, когда из гроба вдруг вылетел коршун — и прямо Здоровяку клювом в лоб! Юноша едва увернулся. Спасаясь от страшной птицы, он поскользнулся и чуть не угодил в гроб. Глядь — а второй покойник лежит розовый, как младенец. Вдруг его левое веко как вздрогнет, вот начало открываться, а изо рта во все стороны — кровь!