Павел Парфин - Сопротивление бесполезно! [СИ]

— Ты случайно не влюбилась? — Спинов улыбнулся, нежно провел пальцами по жениной щеке, взъерошил слегка ее локоны над левым виском. — Прямо как девчонка. Сразу вспомнил, как мы семнадцать лет назад… Помнишь: парк, метро, сотни маленьких солнц в лужах, а ты скинула туфли и босиком шагаешь по площади Ногина… А как мы ели мороженое, смазывая им шестерни в паровой машине! Помнишь наше первое свидание в Политехническом музее?

— Нашел, что вспомнить! Это было так давно… А сейчас, как наяву, — трава по пояс, молодая, зеленая, как в июне, жаворонок над головой звенит, ситцевая косынка норовит сползти на глаза, и я — с косой! Заправски так кошу: раз — вжик, два — вжик!

— Так ты теперь профессиональный косарь?

— Не язви. Выходить косить нужно не позднее трех утра, когда только-только забрезжил рассвет. Тогда большая роса стоит. Трава в это время необыкновенно мягкая, сочная, легко подрезается косой, коса аж поет!.. Косят обычно до одиннадцати, а то и раньше бросают, потому как солнце высушивает траву, та становится жесткой и быстро тупит косу. Я косила косой-шестиручкой, а дядя Миша — девятиручкой. Один раз я умудрилась порезаться, так тот мальчик… Ты чего замолчал?

— Любуюсь тобой. Ты сильно изменилась. Когда же это произошло? Жаль, я пропустил этот момент.

— Разве это плохо?.. Теперь ты меня разлюбишь?

— Размечталась! Просто буду любить как другую женщину. Которая пахнет сеном, купалась голой в реке, разбирается в косах и… Про какого там мальчишку ты сейчас рассказывала, а? Ну-ка иди сюда! Немедленно! Задам тебе…

— Что же ты мне задашь?

— Порки тебе задам, хорошей порки!

— Неужели?

Спинов схватил ее на руки, поднимая, опрокинул стол, ваза разбилась, и розовые, желтые, фиолетовые цветы смешались с глиняными черепками.

— Это тебе надо задать порки! — закричала Ольга и схватила Сашку за щеки. Потом крепко и долго целовала в губы…

— Что там у вас происходит? — тяжело дыша, спросила Маша. Она с трудом сдерживала в себе ликование: «Боже, как хорошо!»

— Родители чудят. Что-то уже уронили. А это сигнал к тому, что сейчас они закроются в спальне и папа полюбит маму.

— Так это же здорово! Они там, а мы здесь! Прямо оргия!

— Дурочка, что ты такое говоришь?! То кусаешь меня до крови, то глупости несешь. Причем тут оргия?

— Ладно, не дуйся. Давай лучше еще раз…

— Не хочу. Пора…

— Никаких «пора»! Принеси еще вина, включи музыку и иди ко мне. А то щас привяжу к кровати и так… так затрахаю!

— Ха-ха-ха, во напугала! Машка, я тебя не узнаю!

— Кончай трепаться, понял! Врубай музыку и лезь быстро в постель!

— Слушаюсь, товарищ командир! — Вовка отдал шутливо честь, встав голым по стойке смирно. Потом лукаво так улыбнулся: — А хочешь, вместо музыкального центра я включу Поляриз?

— И что будет?

— А черт его знает! По идее… Я люблю читать вслух. Есть такой недостаток. Как-то я готовился к экзамену, материал не шел, часа четыре я до одури барабанил по учебнику, потом кинул его и, не знаю уж зачем, полез к веб-поляризатору. И что ты думаешь? Минут десять повозившись с ним, я вдруг понял, что могу спокойно идти на экзамен. Все параграфы, над которыми я корпел битых четыре часа, как по полочкам, встали в моем сознании.

— Не понимаю, о чем ты?

— А это значит, что вон та штука, — Вовка кивнул на Поляриз, загадочно блестевший из темноты струнами нерводами, — настраивает некоторым образом не только мозг и кровеносную систему, но и информационные потоки, замкнутые в определенном объеме. Поляризованная информация легче усваивается человеком. Уж не знаю, посредством чего — органов чувств или еще чего. Но результат налицо: в тот день, когда я сделал это открытие, я мгновенно выучил треть учебника и стал прекрасно разбираться в предмете!

— Но ты же рассказывал, что когда готовился к экзамену по химии, то скачал шпаргалки из Интернета в кровь. Вводил в вену иглу… Потом говорил про какой-то Гемоглобов…

— Ну, так это случилось гораздо раньше! Потом… Повторяю: мне пришлось около четырех часов читать вслух, наверное, десять параграфов…

— Слушай, неужели ты такой тупой? Я бы и без твоего Поляриза выучила параграфы.

— Может, и тупой. Но будь я в тот момент другим, нормальным, я бы вряд ли сделал то открытие. Ведь тогда… Я как бы наводнил информацией свою комнату. Насытил ею до предела, понимаешь? Мне кажется, если бы я читал меньше по времени, а потом включил Поляриз, эффект был бы совсем иным. Или его вообще бы не было. Как ты думаешь?

— Не знаю и знать не хочу! — у Машки лопнуло терпение. — Включай быстрей свою адскую машину! Иначе… Короче, если ты сейчас же не ляжешь, я пойду к твоему отцу и… и… соблазню его. Вот!

— С ума сошла?! Там же мама!

— Мама?! Вот был бы прикол!..

Вовка и Машка, как одержимые, занимались любовью, будто и не было позади четырех часов упорной любовной игры.

А в соседней комнате жарко стонала в объятиях мужа Ольга. Внезапно что-то произошло с ней — с ее зрением, слухом, со всеми ее ощущениями… Будто кто-то подменил мир, в котором она жила. Она так крепко держала мужа, а он взял — и исчез. Зато тот мальчик возник, что бесстыже щекотал ее пятки зеленой травинкой. Боже, а это что за девушка? Так ведь это Маша Гриценко, Вовина подружка. Почему она так на нее смотрит? А Вовка тоже хорош! Занимается сексом с девушкой на глазах матери, и хоть бы прикрылся что ли!.. Боже, так это ж не Вовка! Спинов, сволочь, трахается с девчонкой!! Что они себе позволяют?!.. Так Сашка с ней никогда не занимался любовью. Правда, она ему многого и не позволяла… Что надо, Вова? Видишь, я не одета? Отвернись! Лучше пойди отбей у отца свою подружку. Ох, и похотливые эти молодые девушки! Вовка, убери руки! Боже, где тебя учили целоваться? Вот так надо, дурачок. Дура, что я делаю?! Он же мой… Но когда еще такое возможно? Сопротивление бесполезно! Иди сюда… Мы должны успеть. Что-то мне подсказывает: нам надо успеть…

Из постели протянулась рука, устало нащупала на тумбочке гуслевидный предмет, провела по тонким холодным струнам и после десятисекундного колебания выключила Поляриз.

Гриценко глянул на часы: остался всего час — надо успеть. Небо над головой неотвратимо наливалось лиловым соком… затем синим… становилось еще светлей… В том небесном соке созревал золотой плод — солнце. Гриценко позвонил домой из знакомого автомата — трубку никто не взял. Тогда решил идти к Спиновым. По привычке прихватил с собой лом, но тот ему не пригодился. Дверь в квартиру Спиновых оказалась вдруг незапертой. В коридоре кромешная темнота пахла жареной картошкой.

Последнее, что Гриценко запомнил из той своей жизни-смерти, — громадная тяжелая паутина, откуда-то с потолка обрушившаяся ему на голову и плечи, резкий, болезненный укол в шею, колонки оранжевых цифр в левом глазу и неожиданно приятный запах человеческого тела. Гриценко потом вспомнил: так пахла в детстве его маленькая дочурка…