Павел Парфин - Сумасшедший репортер [СИ]

Шубин вынужден был повиноваться. За директором поплелись с хмурым видом Генка и Безсонов. Вдруг Радик нагнал Генку и отобрал ключи от машины: «Теперь тебе, дядя, ключи от рая будут нужны!»

Подождав, пока Безсонов, последним поднимавшийся на чердак, шагнул в его нутро, «батько» вошел в сени большой и когда-то, по всей видимости, крепкой хаты.

На чердаке остро пахло слежавшимся сеном. Его было много, в полумраке высокого чердака сено напоминало чью-то огромную отрезанную седую бороду. Старуха подняла с пола вилы и, пробормотав: «От греха подальше!» — прижала к груди их черную рукоять.

Шубин устало опустился в сено и закрыл лицо руками. Генка, ковыряясь в носу, смотрел в маленькое слуховое оконце: Радик отгонял «мерседес» куда-то за левый край хаты.

— Вот сволочь! Ноги оторвать ему мало!

— Почему ноги? — удивился Женька. — Он же ручками твой «мерс» уводит?

— Про его ручки-дрючки я, вообще, молчу! — Генка зло плюнул в окно.

— Не плюй в окно, сынок! Оно как колодец. Свет в нем божий плещется и воздух, которым дышит сердце людское, — сказала вдруг старуха. Она оглядела трех пленников и тихо вздохнула. — Ну что, сынки, будете здесь жить. Хоть и не знаю, сколько отмерил вам Ульян…

— Ульян?.. Того старого мафиози зовут Ульян?! — Безсонов подскочил к старухе и попытался заглянуть ей в глаза. Старуха встала у открытой двери на чердак. Солнце ясно освещало ее древнее лицо и глаза цвета спитого компота из сухофруктов.

— Бабушка, вы знаете этого темного старика? — не унимался Безсонов.

— А то как же! — горько усмехнулась старуха. — Это ж мой брат.

— Вот это да!! — почти одновременно воскликнули Безсонов и Генка. Лишь Шубин никак не отреагировал на новость.

— Ну-ка, ну-ка, бабуля, выкладывай все как на духу! — потребовал Генка.

— Что это я вам должна выкладывать? — снова усмехнулась старуха, но на этот раз в ее голосе послышались грозные нотки. — Это вы мои пленники, а не я!

Старуха вышла и, закрыв дверь чердака, загремела вставляемым в скобы замком.

— Надо было бабку по темечку грохнуть! Или вилами ткнуть! — поздно спохватился Генка.

— Ну да, со старухой ты готов справиться, а перед Тарасом и тем пацаном спасовал! Будто не мужик, а… — ухмыльнулся Безсонов.

— А сам-то, сам-то, корреспондентишка безголовый! — начал распаляться Генка. — Сказали ему: «Лезь в машину!» — он и полез, как суслик!..

— Хватит! — неожиданно оборвал Генку Шубин. Он резко поднялся и подошел вплотную к водителю.

— Вы, наверное, забыли, почему мы здесь?.. Так я напомню: взят в заложники мой сын, где-то здесь его прячут бандиты. И наша задача — как можно скорей найти это место и освободить мальчика!..

Шубин, замолчав на несколько секунд, поправил себя: — Лично вы, Геннадий, ни мне, ни моему сыну ничего не должны. Можете оставаться в стороне, если боитесь за свою жизнь.

— Конечно, боюсь! — согласился Генка. — Но… что я, последний мужик какой-то?.. Что-нибудь да придумаем! Да, журналист? Ты же привык придумывать разные штучки в свою газету!

Безсонов не ответил. Он прислушивался к звукам, едва-едва доносившимся снизу, из жилой части дома. Женьке показалось, что кто-то лихо играет на пианино…

Солнце заходило. В слуховое оконце хорошо была видна его облитая яичным желтком горбушка. Очертания деревьев постепенно размывались, растворялись в вечерних рождественских сумерках.

Стало слышно, как сразу несколько человек поднимается по лестнице. Их громкие голоса, все нарастая, приближались к двери. Загремели замком. Дверь распахнулась, и на чердак ступили двое — старый Ульян и Радик. За их спинами обнаружился прямоугольник начавшего смеркаться неба.

Старик посветил фонариком по очереди на каждого из троих пленников.

— Батько, посветите мне! — попросил Радик. Он прижимал к груди какой-то прибор, осторожно опустил его на пол, предварительно откинув ногой сено. Безсонов пригляделся. Прибором оказался небольшой монитор марки «Сони». Радик на минуту вернулся к лестнице, чем-то там погремел и наконец вытянул длинный конец черного провода.

Подключив провод сзади к монитору, Радик принялся щелкать тумблерами, нажимать разные кнопки. Экран монитора засветился, на нем появилось изображение вечерней коротенькой, как старухино пальто, хуторской улицы. Видеокартинка дрожала.

— Радик, скажи Тарасу, чтобы он показал колодец, — не глядя на пленников, приказал Ульян.

Радик достал из правого кармана дубленки наушники с микрофоном и надел на голову. На его волосатой голове наушники смотрелись как девичий обруч.

— Тарас, покажи колодец! — сказал Радик. Картинка на мониторе пару раз сильно вздрогнула, но осталась прежней. — Тарас, ты меня слышишь?.. Где колодец?

Наконец картинка ожила, улочка медленно двинулась навстречу всем, кто видел ее на мониторе. Изображение было очень неустойчивым, темное и расплывчатое, оно вздрагивало и покачивалось, как стакан с мутным вином в руке пьяного ходока. Оставалось гадать, то ли Тарас впервые работал с камерой, то ли ему в самом деле нелегко было идти по заваленной снегом улочке.

Вот камера замерла на полуразрушенной шапке колодца, и картинка зависла в «стоп-кадре».

— Шубин, подойдите ближе к монитору! — старик повернулся к директору. — Что вы, как мышь, затаились в сене?.. Для вас же крутим кино! — потом сказал, обращаясь уже к Радику. — Теперь колодец крупным планом! Пусть господин директор посмотрит, до чего его жадность довела!

Радик что-то шепнул в микрофон, на мониторе возник черный квадрат с неясным светлым пятном посредине. Изображение приобрело большую четкость, и светлое пятно превратилось… в детскую головку! С экрана смотрели напуганные до смерти глазенки мальчишки лет пяти-шести. Лицо ребенка было настолько чумазым, что это оказалось заметным даже во мраке колодца.

— Подлецы! Держать моего сына в замерзшем колодце! — Шубин ринулся было к Ульяну, но старик, неожиданно прытко отступив назад, предупредил: — Ни шагу больше, Шубин! Иначе я не ручаюсь за Тараса!..

— Так колодец, значит, без воды! — только сейчас сообразил Генка.

— А ты умный, — усмехнулся Радик.

«Странно, почему ребенок такой чумазый? Ведь земля-то в колодце мерзлая!» — отметил машинально про себя Безсонов.

— Ну что, на этот раз я убедил тебя, Шубин? — растягивая слова по слогам, произнес старик. — Промедление смерти подобно, как любил говаривать вождь русского пролетариата… Подпишешь договор?

— Только не здесь. Внизу. Здесь плохое освещение.

— Шутишь?.. Ну хорошо. Пускай внизу, — согласился Ульян. — Радик, выключай и сворачивай всю эту дребедень. Спускаемся в хату. Господин директор сподобился подписать! — старик, плохо скрывая раздражение, хмыкнул. — Упрямый осел!