Наталия Московских - Последний

Дюмейн усмехнулся, наклонился и зачем-то сорвал клейкую ленту с заросшего щетиной лица Харриссона, не без удовольствия взглянув на его скривившееся лицо.

— Поднимайся, Джеймс. Медленно. Поиграли и хватит, — Дюмейн говорил, как всегда, без выражения, без какой-либо эмоции на лице, хотя теперь Харриссон знал, что за этой непроницаемой маской уже много лет кипел ядерный коктейль фанатичной любви и еще более фанатичной ненависти.

— Боже… Дюмейн… убери его от меня! — нетерпеливо стонал мужчина со сломанным носом, пытаясь отползти от своего нападавшего по заснеженной земле и зажимая рукой кровоточащие ноздри.

— О, так ты не освободил ноги? — хмыкнул Дюмейн, критически оглядывая своего пленника. В следующий миг он дернул его за ворот куртки вверх так, что едва не оторвал от нее кусок. Джеймс, стиснув зубы от боли в ранах, с трудом поднялся. Сил в теле стало ощутимо меньше — пуля, попавшая в руку, похоже, не задела артерию, но кровоточила рана сильно и болела зверски. Харриссон опасался, что может в любой момент потерять сознание.

Дюмейн встретился с ним взглядом. Глаза его не выражали ни жестокости, ни ненависти, ни грусти, ни боли… они не выражали ничего.

— Как ни прискорбно, надо отвести тебя в дом и подлатать, — недовольно цокнул языком Дюмейн. — В конце концов, пока что ты можешь пригодиться нам живым. И все же очень хорошо, что эта пуля собьет с тебя спесь, — он повернулся к своему темнокожему подручному, едва поднявшемуся на ноги. Из его носа кровь лилась сильнее, чем из раны Джеймса: этот человек уже перепачкал весь снег в радиусе пары футов от себя. — Талос! Хватай его под вторую руку и понесли его в дом, — скомандовал Дюмейн.

— Я тут немного занят! — раздраженно отозвался тот, кого назвали Талосом. — И вообще, изначально был уговор, что…

— Сам виноват, что не соблюдал осторожность. Как будто ты не знал, кого мы с тобой везем! Давай, собирай уже свои сопли в кулак и помогай. Я хочу закончить эту историю как можно скорее. Кстати, сейчас нам представится отличный шанс поговорить с мисс Уиллоу и представить ей прекрасные доказательства того, насколько мистеру Харриссону приходится туго без ее помощи. Твои люди ведь не потеряли ее из виду?

— Нет, — прогнусавил Талос, придерживая нос.

— Вот и славно. Все, Дрейк, давай, не распускай нюни. Ничего страшного с твоим носом не случилось. Вправлю, как окажемся в доме, идет? А пока потерпишь — от такого не умирают.

Дюмейн поднял голову к небу, щурясь от беспорядочно летающего вокруг и закручивающегося в небольшие вихри колкого снега. По небосводу медленно растекались скрытые за серыми тучами рассеянные лучи зари.

Для Джеймса слова похитителей уплывали в туман. Он с трудом различал, что происходит. Силы оставляли его, не успев накопиться после первого ранения, и, когда Дюмейн и Талос подхватили его под руки, Джеймс едва ли уже пребывал в сознании.

Валиант Декоре открыл глаза, почувствовав, что на улице наступило утро. Чувствительное зрение вампира улавливало даже самые незначительные изменения в солнечной активности, несмотря на то, что солнце этим утром загораживали тяжелые свинцовые тучи, а занавески в номере мотеля «Белая Лилия», где он провел эту ночь, оправляясь от раны, были плотно закрыты.

Глубоко вздохнув и почти не ощутив отголосков боли, Валиант едва заметно улыбнулся. Опустив взгляд на повязку, он только тогда заметил, что на его груди — бережно и осторожно, не двигаясь и никоим образом не решаясь побеспокоить его сон — лежит рука Ривер Уиллоу. Валиант несколько секунд молча изумленно смотрел на нее, отчего-то боясь перевести взгляд на лицо девушки. Спит ли она еще? Или уже проснулась? При мысли о том, что она проснулась, Валиант ощутил волну легкого испуга. Он и сам не знал, чего боялся, но сейчас, пока никто не видел его страха, пока такая маленькая застенчивая трусость не переросла в нечто слишком важное, он позволил себе эту небольшую слабость.

Тишина продлилась довольно долго. Судя по всему, Ривер еще спала.

Сколько времени прошло в этом молчании? Валиант не знал. Ему казалось, что даже его дыхание замедлилось до минимальной частоты, чтобы не побеспокоить сон Ривер. Он так и не осмелился посмотреть на нее. Зачем-то ему захотелось притвориться спящим, продлить это мгновение как можно дольше, потому что — он откуда-то знал — как только они покинут эту комнату, все исчезнет, разрушится, развалится, как карточный домик, и собрать его обратно будет невозможно.

Валиант нахмурился, понимая, что ничто вещественное и непоколебимое не давало ему повода так думать, так отчего же он настолько уверился в своей пессимистичной правоте?

Он невольно закрыл глаза, вдруг слишком ярко и четко представив себе, как Ривер спрашивает его: О чем ты думаешь? Он едва не вздрогнул — настолько ярко ему представилось, как она быстро садится на кровати, отбрасывает непослушные короткие волосы со свежего спросонья лица и пристально смотрит на него, словно намереваясь прочитать его мысли.

А о чем он думал? Он и сам не мог поймать себя ни на чем. Разве что, только на одном вопросе.

Ты будешь меня помнить?

Валиант прерывисто вздохнул — он даже испугался, что сделал это слишком резко, достаточно для того, чтобы разбудить Ривер, но она осталась неподвижной. Ее рука по-прежнему лежала у него на груди. Валиант всеми силами постарался отогнать от себя эти мысли.

Такое прекрасное утро , — сказал он себе с досадой. — Тебе обязательно все портить?

Внутренний голос ничего не это не ответил, но в нем продолжали звучать эти ужасные слова, беспомощность и жалостливость которых злила.

— Черт, — одними губами произнес Валиант и зажмурился в тщетной борьбе со своим внутренним голосом.

— Все еще болит? — тихо прозвучал голос рядом с ним.

Валиант вздохнул с досадой, но улыбку сдержать не смог.

— Нет, — ответил он, только теперь решившись повернуться к Ривер. — Нет, я в порядке. Просто сожалею, что ты уже проснулась. Я надеялся, тебе удастся отдохнуть чуть дольше.

Ривер улыбнулась, убрав с лица непослушную прядь коротких волос. Она посмотрела на него так, как он и предполагал, и от этого взгляда, проникающего в самые глубокие уголки сознания, ему стало не по себе. Ривер чуть склонила голову, сев на кровати.

— О чем ты думаешь? — с искренним любопытством спросила она.

Мысли закрутились в его разуме неуемным вихрем, но Валиант понял, что ни один из ухваченных им ответов не сможет удовлетворить этот вопрос.

О том, что, как только мы покинем этот номер, все закончится, не успев начаться.