Наталия Московских - Последний

Валиант…

Поначалу, вспомнив об особняке в Шелл-Крике, Джеймс ощутил привычное щемящее ощущение в сердце, возникавшее каждый раз, когда речь заходила о Декоре. Это было горькое сочетание чувств: потеря, злость, ненависть, боль, усталость, тоска… казалось, в этом переживании собиралось все самое мрачное, что Харриссон когда-либо испытывал за всю свою жизнь, и объединялось в одно единственное желание: покончить с врагом. Теперь он тоже пережил весьма неприятное чувство, подумав о Декоре, но понял, что новая бешеная смесь испытанных переживаний была совсем другой. Единственное, с чем он мог это сравнить — чувство вины.

Для Джеймса испытывать нечто подобное по отношению к Валианту Декоре было в новинку. Столько лет он питал к нему одну лишь ненависть, обвиняя его в том, чего тот не совершал. Харриссон вспомнил слова Дюмейна:

А Декоре уже демонстрировал свои намерения на US-36, когда агент Полсон решил тебя обезвредить. Видимо, Декоре решил, что тебя хотят убить, поэтому явился тебе на выручку и заставил Полсона покончить с собой… Да, Джеймс. Верь или нет, но Декоре тебя спас. Возможно, спас из-за мисс Уиллоу, которая ни за что не хотела бы услышать о твоей трагической смерти.

Джеймсу страшно захотелось потереть ноюще виски, но руки все еще были сцеплены за спиной. Вырваться из пут так и не получилось, несмотря на множественные попытки. Харриссон сумел добиться только того, что облился жарким потом от усиленной работы, а рана на груди начала пульсировать болью еще сильнее.

Теперь, когда он приближался к реке Шелл-Крик, его посетила мысль, которую он прежде не рассматривал:

Там, в особняке меня убьют.

Харриссон нервно усмехнулся. Как ни странно, мысль о скорой смерти не вызвала в нем страха. Он знал лишь одно: он не станет содействовать Дюмейну, когда тот будет пытаться вызвать Ривер в Шелл-Крик. А еще Джеймс понимал, что не позволит застрелить себя, как собаку. Да, выбраться из машины на ходу ему не удалось, но он мысленно готовился к тому моменту, когда Дюмейн остановится и выйдет, чтобы выгрузить заложника. Тогда появится возможность броситься на него, оглушить ударом лоб в лоб, если повезет, найти снаружи способ перерезать обо что-нибудь путы на ногах и на руках. Шансы были мизерными, Джеймс это понимал, но попробовать стоило.

Надо подняться на ноги. Они связаны, так что двигаться будет тяжело. У меня будет возможность сделать только один бросок и оглушить Дюмейна. Если эта попытка провалится, второй у меня уже не появится.

Автомобиль начал замедляться. Похоже, место назначения было совсем рядом. Борясь с качкой, Джеймс попытался медленно переместиться на колени, молясь, чтобы у него при этом получилось не издавать лишнего шума. Пока что все шло ему на руку. Осторожно, медленно подкатившись к самой двери, Харриссон попытался несколько раз раскачаться так, чтобы ему удалось одним рывком все же толкнуть себя вверх. Получилось у него только с шестого раза, и уже к этой попытке боль в ране на груди вытянула из него слишком много сил, но он не позволил себе отвлечься на нее. Опасаясь снова рухнуть на грудь, не имея возможности поддержать себя связанными за спиной руками, Джеймс резко дернулся в сторону двери и уперся в нее лбом, когда уже начал падать вниз. Чуть рассадив кожу лба и произведя один громкий стук, Харриссон чертыхнулся про себя и замер.

Дюмейн, наверняка, приготовился к тому, что я что-либо предприму, чтобы выбраться… и вряд ли он решит, что я начну высаживать дверь машины лбом. Скорее всего, он уже прекрасно понял, в чем состоит моя единственная возможность застать его врасплох. На моем месте он действовал бы так же. Черт.

Харриссон, тем не менее, решил не бросать свою затею, какие бы мизерные шансы на успех у него ни были. Где-то в глубине души он понимал, что будет гораздо лучше для Ривер, если Дюмейн просто застрелит Харриссона в пылу борьбы при попытке к бегству и лишится того, кого считает своей наживкой…

«Фиат» остановился, едва не заставив Харриссона вновь потерять равновесие и упасть, но он сумел удержаться, бесшумно всем корпусом прильнув к двери.

Интересно, — думал Харриссон, — многие ли из «Креста» встали на сторону этого предателя? Встречу ли я их здесь? И кого из них?

Стараясь не забивать голову этими мыслями, Джеймс приготовился к атаке. Как только Дюмейн заглушил мотор, послышался хлопок водительской двери. Далее следовала лишь тишина. Дюмейна слишком долго не было. Что его задерживает? Разговоры с помощниками? Харриссон прислушался, но ничего не смог разобрать за воем ветра. Здесь, в горах Шелл-Крика погода стала еще суровее, чем в городах внизу.

Ничего не получится, — с горечью подумал Харриссон. — Дюмейн все-таки довольно расчетлив и умен, для него моя выходка не будет иметь никакого значения. К тому же слишком долго уже его нет. Если бы хотел, давно бы…

Послышались шаги. Уверенные шаги по направлению к грузовому отсеку «Дукато». Джеймс напрягся. Он знал: пусть его попытка и обречена на провал, он должен попытаться сделать хоть что-нибудь.

Раздался щелчок замка. Джеймс приготовился к прыжку и удару. Другой возможности уже не будет.

Дверь открылась, и Харриссон прыгнул, оттолкнувшись связанными ногами. Как ни странно, человек, открывший грузовой отсек машины, похоже, не ожидал такой реакции. Он попытался выставить вперед руки в толстых перчатках, чтобы отгородиться от нападавшего, но они не спасли его от мощного удара лбом в нос. Только нанеся этот удар, Харриссон осознал, что видит перед собой не Дюмейна — у этого человека, кем бы он ни был, кожа была темной.

Из сломанного носа мужчины хлынула кровь, и он потянулся к нему руками в попытке закрыться от новых ударов.

Харриссон же решил, что стоит добить свою жертву. Кем бы ни оказался этот парень — он из помощников Дюмейна. Иначе он никак не мог очутиться здесь, у этого заброшенного особняка в Шелл-Крике. А значит, это враг.

На раздумья ушло совсем немного времени. Харриссон уже нанес второй удар — на этот раз лбом в лоб кричащего и извивавшегося грузного незнакомца, как вдруг что-то с резким оглушительным взрывом обожгло ему правую связанную руку и на миг заставило замереть. Поначалу ощутимым был только удар, боль от него укрылась где-то в глубине руки, а затем загорелась там раскаленным ядром и распространилась по всем нервным окончаниям от пальцев и плеча до самого бока и шеи. Джеймс замычал от боли сквозь клейкую ленту на губах. Здоровая рука рванулась к простреленному плечу, но путы не пустили.

Дюмейн оказался рядом: навис над повалившимися на заснеженную землю нелепыми борцами с пистолетом в руке и направил ствол в голову Харриссону. Силы начали покидать Джеймса с резко возросшей скоростью, а по руке полилась густая теплая кровь.