Юрий Бедзик - Великий день инков

Что же, он поговорит с сеньорами путешественниками как следует. У него хватит ума не натыкаться на неприятности. Этот Крутояр, кажется, лицо мирового масштаба. Такие дела надо делать тонко и чисто! Жаль, что Ганкаур не сумел поджарить их на воде. Тогда бы и следа не осталось, и виновных бы не было.

У здания мэрии комиссара ждал сержант Аркаялис.

— Я должен сообщить вам очень важную новость, комиссар, — заговорил он, помогая своему шефу слезть с лошади.

— Слушаю вас.

Аркаялис причмокнул мясистыми губами и для чего-то схватил себя за горло.

Возможно, этим движением он хотел показать, что очень скоро все должно закончиться для врагов именно так, доброй петлей на шее.

Пентаха, один дурак, ну настоящий дурак и невежда, сделал сегодня очень важное признание. Сеньор комиссар, очевидно, помнит Пентаху? Такой жилистый, совсем лысый каучеро с провалившимся носом. Живет по соседству с Антонио Россарио, у которого сын связался с бандитами. Аркаялис при этих словах даже подпрыгивал, идя вместе с комиссаром к высокому крыльцу. Тот слушал невнимательно, мрачно, вероятно, был занят какими-то своими мыслями. Утром Пентаха прибежал к мэрии и под большим секретом рассказал Аркаялису, что его сосед Антонио Россарио держит связь с бандитами...

— Старая песня, — прервал своего помощника Оливьеро, преодолевая последнюю ступеньку деревянного крыльца. Открыл дверь и вошел в прохладное помещение мэрии.

— Да, комиссар, — подтвердил Аркаялис, усердно подставляя шефу стул. — Садитесь, прошу вас. Так вот, рассказывает он мне о тех бандитах, а я себе и соображаю: говори, говори, мы уже давно разнюхали все это. Не думай, что полиция зря себе бока отлеживает. Он и говорит: этот Россарио ждет с нефтяных разработок Бакарайбо своего старшего сына, который должен прилететь от своего профсоюза. Он там является красным лидером. Вот, думаю, новость. Молодец ты, Пентаха, говорю я ему. Получишь землю. Как арестуем Антонио Россарио, всю его землю отдадим тебе. Он обрадовался, конечно, чуть было не бросился целовать мне руки. Клянется, что вынюхает того Россарио, куда бы он ни спрятался.

Себастьян Оливьеро встал со стула, подошел к небольшому окошку. В комнате с неотесанными деревянными стенами было как-то неуютно, темно. Около дома, в соседнем дворе, мальчишка гонялся за индюком. Индюк то отскакивал в сторону, то вдруг, круто повернувшись, бил преследователя крыльями. Мальчик весело хохотал. Его раздутый рахитичный живот сотрясался от смеха.

Глядя на эту сцену, Оливьеро зевнул. Он не любил детей. Они как бы напоминали ему о его личной неудавшейся жизни, о трагическом конце его ухаживаний за красавицей Эрнестиной. Судьба так и не подарила ему ни семьи, ни детей, ни богатства, и он, совсем очерствев сердцем, смотрел теперь на мир холодными злобными глазами.

В голове Себастьяна возникло внезапное решение. Они немедленно пойдут к старому Антонио и поведут с ним дипломатическую игру. Немедленно к Антонио! Кажется, это совсем близко, можно обойтись без лошадей.

Аркаялис нервно затоптался на месте. К Антонио рукой подать. Но они должны спешить. Телеграф передал, что через три часа к ним прилетает со своими парнями полковник Артуро де Бракватиста...

— Что же вы молчали до сих пор! — вскочил как ужаленный комиссар. — Где телеграмма? Покажите! Это? Так, так. "Обеспечьте условия немедленного проведения операции".

Комиссар на мгновение задумался. К ним прибывает командир парашютного батальона полковник Бракватиста. Были они когда-то друзьями, учились вместе, но развела их судьба по разным путям: Себастьяна Оливьеро — в глухую сельву, а полковника Бракватисту — в личную гвардию президента. Хитрая лиса! Да, собственно, и сейчас он выдает себя за искреннего Себастьянового приятеля. Приходится делать вид, что веришь ему. Но Оливьеро знает цену такой дружбе. Это же благодаря ему он оказался в этой глуши. Когда на последних выборах в стране начались политические беспорядки, тот самый Бракватиста посоветовал генералу Батису для отвода глаз "почистить" свой аппарат от таких слишком крутых типов, как Оливьеро. Он выступал на митингах и кричал, что всегда был и остается сторонником "демократии". Генерал Батис вынужден был устранить Себастьяна с поста столичного префекта, чтобы успокоить общественность...

— Значит, в семь вечера прибывают? — глухо сказал полицейский комиссар и взглянул на часы. — Сейчас начала четвертого. Есть еще много времени, сержант. Пошли.

Тени высоких деревьев пересекали улицу. Шумная детвора поднимала облака пыли. "И где у них сила берется, у этих ничтожных крыс, — думал Оливьеро. — Живут на одной только воде и маниоци, а носятся повсюду, как лошаки". Он шел сердитый, все время глядя под ноги, и почти не слушал льстивой болтовни своего помощника, который едва успевал за ним.

Наконец они добрались до дома Антонио. Комиссар зашел во двор широкой ровной походкой хозяина, склонив немного набок голову в широкополой шляпе и держа руку на кобуре пистолета. В этот момент он весь был олицетворением власти и силы.

Старый Антонио Россарио сидел под пальмой и вырезал из дерева какую-то странную фигурку. Солнце, пробиваясь сквозь листву, выигрывало мерцающими зайчиками на его щедро заплатанной сорочке. Черные высушенные ноги в язвах и царапинах были похожи на деревянные колодки.

Некоторые говорили в поселке, что Антонио Россарио — колдун. Он жил одной жизнью с деревьями и растениями, знал таинственный язык сельвы, по голосам зверей умел предсказывать погоду. Бородатый, заросший, будто немного не в себе, он действительно умел заклинать зверя и носил в своем сердце столько ласковых теплых слов, что под его отеческим взглядом несчастные каучеро забывали о болезнях и проникались верой в неизбежное выздоровление.

Появление комиссара насторожило старика, оно не предвещало ничего хорошего. У Антонио было двое сыновей. Младший Мигель дрался в партизанах, старший работал где-то далеко на севере на нефтяных разработках и, как передавали люди, не мирился с полицией. Боясь преследований, старый Антонио никому не говорил о своем Филиппе.

— Что делаешь, старик?

Комиссар стоял перед Антонио, широко расставив ноги в сапогах с высокими голенищами, защищавшими его от укусов змей. Руки Себастьяна были заложены за спину — это лучше влияло на "клиентуру", как он называл людей, которые имели несчастье столкнуться с ним.

— У бедного каучеро хватает хлопот, — пробормотал тихо Антонио.

— Зато у тебя хорошие сыновья. Не так ли, сержант?

— Замечательные сыновья! — с деланным восторгом воскликнул пузатый Аркаялис.

— У меня один сын, сеньоры, — попытался слабо возразить старик. На его лице обозначился острый, как у кобчика, нос. Глаза сидели так глубоко во впадинах, что их вообще не было видно. — Я имел одного сына, но не знаю, куда он завеялся.