Юрий Бедзик - Великий день инков

— Двери открыты, — ответил Бунч.

— Помогите ей чем-нибудь, Кирилл Трофимович.

— Я сделал все, что мог. Я отдал все...

Они вышли из капитанской каюты. В тесной каморке уже дышала смерть. На открытой палубе, под звездами, было легче.

— Где капитан Пабло?

— В трюме!

— Вы обратили внимание, Кирилл Трофимович, как сельва подавляет людей? Этот капитан Пабло был когда-то отчаянным парнем. Смелый вакеро, помощник повстанцев и герой всех речных трасс. А теперь его будто подменили. Неужели люди, которые живут на этих землях, теряют мужество, волю к борьбе, к протесту?

— Вам, Василий Иванович, лучше о том знать. Вы этнограф, народовед, вам и карты в руки.

— Не говорите, не говорите, коллега, вы все прекрасно понимаете.

С берега донесся жалобный звук гитары. Казалось, это сама ночь в печальной мелодии выливала свою извечную скорбь.

— Как вы думаете, Кирилл Трофимович, — сказал Крутояр, — сеньора еще придет в сознание?

— Кто знает…

К ним подошел Самсонов, приложил к губам палец, будто к чему-то прислушиваясь.

Между высокими пальмами на берегу послышался стук колес. Небольшая тележка, запряженная ослом, подкатила к самому причалу. Две фигуры приблизились к "Голиафу".

— Смотрите, Тумаяуа! — первый узнал индейца географ. — А на тележке, кажется, кто-то остался.

Тумаяуа перебежал по шаткому трапу на палубу и сразу же зашел в каюту к раненой.

— Черт знает что они надумали! — заволновался Бунч.

Самсонов хотел было вмешаться:

— Я пойду туда. Знаю я этих индейцев. Без нас они сделают с ней что угодно!

— Они сделают для нее больше, чем мы, — успокоил друзей профессор. — Видите, они выносят ее на берег. А вы, наверное, думали, что сеньора Эрнестина останется на "Голиафе" и поплывет обратно в Сан-Фелиса?

Суетливый капитан Пабло, бормоча молитвы, помог индейцу положить женщину в тележку. Когда тележка наконец тронулась, капитан бросил ему вслед:

— Да защитит вас святая дева Аточская!

Пабло достал трубку и закурил. Его худощавое лицо порозовело в темноте. Он тяжело закашлялся и уже сам себе пробормотал:

— Да будет им счастье!

Между тем тележка катилась по пустынной улице маленького поселка. На высоких сваях вдоль дороги, словно завороженные живые существа, темнели домики.

Слева от тележки шла женщина. Это была старая мулатка Мерфи, бывшая служанка в доме доктора Коэльо. Тумаяуа пришел к ней ночью. Он знал, что только она может помочь раненой синьоре. К мулатке Мерфи индейца послала сама Эрнестина. Собственно, прежде чем прийти в дом мулатки, Тумаяуа обошел весь поселок в поисках какого-то Педро Россарио, старого рабочего с каучуковых разработок Себастьяна Оливьеро. Но дом Россарио был заперт.

Тогда индеец отправился искать дом мулатки Мерфи. Перед отъездом за границу юноша несколько раз приходил к старой женщине и теперь быстро разыскал знакомое здание. Мерфи испугалась, увидев перед собой взволнованного парня. Она слушала его лихорадочный шепот, его путаные объяснения и никак не могла понять, чего он от нее хочет. Тумаяуа рассказывал о раненой сеньоре, о полиции, которая может напасть на ее след, о нападении на "Виргинию" и о благородных спасителях с "Голиафа". Он хватал старую женщину за морщинистую руку и просил не оставить их в беде. Мерфи все поняла. Индеец говорил о сеньоре Эрнестине, ее дорогой Эрнестине, малышке с черными глазами; о девочке, возле которой она провела столько бессонных ночей в доме доктора Коэльо.

Столько лет не видела она Эрнестины! После того как молодая сеньора вышла замуж и переехала в Бразилию, Кариока Коэльо отправил мулатку к родственникам на Верхнее Ориноко. Здесь она и жила в одиночестве, уже и в голову не беря, что когда-нибудь в ее доме может появиться посланник от сеньоры Эрнестины.

И теперь она только спросила:

— Кто ранил сеньору?

Но индеец не ответил. Он был темный и немой, как сама ночь, он думал тяжелую думу. Тумаяуа знал, что сеньора везла важную весть своим друзьям — условный сигнал о начале восстания против генерала Батиса. Теперь это известие должен был передать он, Тумаяуа — юный друг Орнандо. Ему она доверила большую тайну, и эта тайна вошла в сердце юноши как святейший приказ предков. "Ты пойдешь к старому Россарио и скажешь ему: свободные люди должны зажечь огонь на вершине Комо в ночь Святого Духа Кахуньи". Так говорила ему добрая его сеньора, а он, скрестив руки на груди, тщательно запоминал каждое ее слово. Она сказала ему: "Если Россарио не будет дома, спроси у Мерфи, где живет Умберто. Если не найдешь Умберто, пойдешь с сеньором профессором в поселок Курумба и там встретишь одноглазого Артуро. Он будет ждать тебя на третью ночь после полнолуния. Ты все понял, мой друг Тумаяуа?» Он кивнул головой. Теперь он повторял в мыслях каждое слово сеньоры Эрнестины. Разве мог он забыть приказ своей дорогой сеньоры?..

Тумаяуа не застал Россарио дома, а Умберто, как сообщили, несколько дней назад арестовали солдаты Черного Себастьяна.

Придется идти с белыми людьми в сельву и самому нести большую тайну до поселка Курумба. Там надо разыскать одноглазого Артуро. Он будет ждать Тумаяуа на третью ночь после полнолуния. Тумаяуа не забудет ничего. На третью ночь после полнолуния...

Тележка остановилась у причала.

Мерфи осталась на берегу. Тумаяуа пошел на корабль. Его встретил Пабло. Капитан не знал сеньоры Эрнестины, не знал доктора Коэльо, но в его добром сердце проснулась жалость к несчастной женщине. Он помог Тумаяуа снести раненую на берег.

Когда тележка, на которую положили Эрнестину, исчезла в темноте, Пабло вернулся на "Голиаф", подошел к борту и, скрестив руки на груди, погрузился в думы.

В этот момент за дальним лесом ударил гром. Над сонными зарослями покатилось эхо. За первым ударом последовал второй, третий...

Пабло замер у перил, будто загипнотизированный далекой молнией. Он безошибочно определил, что это гремел не гром — где-то в лесу вспыхнула перестрелка. После взрывов раздались беспорядочные ружейные выстрелы, быстрое надсадное татаканье пулеметов. Капитану даже показалось, что он слышит, приглушенную расстоянием команду, хриплые крики, топот ног. В его разгоряченном воображении уже рисовалось грозное зрелище ночной битвы.

— Что случилось? — воскликнул он с нервной дрожью в голосе, забыв, что рядом с ним не было ни души. — Как бьют, чертовы души! Как палят!

На носу корабля стояли путешественники — три темных фигуры над синеватой гладью реки. Они слушали зловещую стрельбу.

— Кто бы мог подумать: среди ночи, — прошептал Крутояр. С нервной поспешностью вытащил сигарету и начал чиркать спичкой.

Но на него набросился Бунч.

— Что вы делаете? И перестаньте курить? Как вы можете курить?