Юрий Бедзик - Великий день инков

"А что, если я предложу ей побег, — мелькнуло вдруг в его голове. — Еще не все потеряно. У нее не осталось другого выхода. Смерть или жизнь. Скажу ей только в глаза, что прошлое забыто... что мы можем быть счастливыми. Пообещаю ей свободу, свое сердце, далекие путешествия. Будь смелым, Себастьян Оливьеро. То, что отвергла капризная девушка, может принять здравомыслящая женщина"... Но второй голос заглушил первый: "Дурак, она ненавидит тебя. Смотри, каким презрительным взглядом она обжигает тебя. Вспомни ее прошлое, вспомни то, ради чего она приехала сюда... Она высмеет тебя, как никчемного шута... Унизит хуже, чем тогда, в молодости ".

И в нем снова закипела злость. Он вскочил со стула и шагнул к сеньоре. Хватит играть комедию! Перед ней представитель власти. Если ей дорога жизнь, она должна откровенно и немедленно... да, да, немедленно выдать цель своего путешествия. Ей гарантируется жизнь.

— Жизнь?

— Да, жизнь и богатство. Огромное богатство.

— Из ваших рук, недостойный кабальеро?

— Вам осталось жить пять минут, Эрнестина Коэльо...

— Воля ваша. Ведь силен тот, у кого в руках топор.

Он схватился за кобуру, но в этот момент дверь открылась и в каюту вошел Ганкаур.

Белолицый индеец, внимательно осмотрев женщину, перевел взгляд на комиссара. Рука на кобуре немного насторожила Ганкаура. Человек диких жестоких обычаев, он, однако, носил в глубине сердца уважение к женщине.

— Чего тебе надо, Ганкауре? — спросил его раздраженный Себастьян Оливьеро.

Услышав имя Ганкаура, Эрнестина Коэльо быстро встала со стула и подбежала к индейцу. Она смотрела на него с мучительной улыбкой на лице. Ее губы, бледные и бескровные от глубокого смущения, нервно дергались. Она хотела протянуть к Ганкауру руку, но ей хватило сил только поднести руку к своей груди.

Женщина заплакала. Вся она дрожала, как в лихорадке, глотала слезы и беззвучно шевелила губами.

Ганкаур совсем растерялся. В его глазах засветился недобрый огонек.

Себастьян Оливьеро незаметно расстегнул кобуру и положил ладонь на пистолет. Он внимательно следил за каждым движением женщины. Ганкаур стоял, как завороженный.

И вдруг Эрнестина Коэльо крикнула болезненным голосом:

— Ты не зверь, ты Пьетро, ​​ты сын доктора Коэльо.

Ганкаур невольно отступил назад. Еще никто не называл его этим именем и не говорил, что его отец не всесилен вождь апиака, а какой-нибудь доктор Коэльо. Сердце подсказывало ему, что женщина с расстроенными глазами сказала правду. Ему захотелось еще раз услышать ее слова, услышать ее голос.

Он шагнул к ней, протянул руку...

В этот момент раздался выстрел, женщина качнулась и упала на спину...

На палубе суетились полицейские. Они обыскивали ланчию, перебрасывая мешки с юккой и маниоковой мукой, заглядывали в каждый закуток.

Капитан, высокий, худощавый мужчина в майке, с глубоким шрамом на подбородке, стоял со связанными руками и тупо смотрел себе под ноги. Неподалеку лежал зарубленный матрос. Кровавая рана от мачете искажала его лицо.

Себастьян доложили, что ланчию осмотрели. Не нашли ничего подозрительного. Оружия нет. Капитан поклялся, что не знает, кто такая сеньора Эрнестина Коэльо. Он взял ее на борт в Сан-Фелиси и не интересовался, с какой целью сеньора путешествует по Ориноко. Ему заплатили, и все.

— Мы тебя еще хорошо проверим, свиное ухо! Марш в лодку! — обругал его комиссар и вразвалочку подошел к борту, начал спускаться по веревочной лестнице в лодку, которая терлась внизу о борт ланчии.

Вокруг стояли индейцы с копьями и луками в руках. Ганкаур уже сидел в своей пироге, равнодушный и холодный. На его лице все еще лежала тень удивления. Он смотрел в воду, будто стремился прочитать там загадочную тайну.

Потом поднял голову и взмахом руки приказал своему отряду садиться в пироги. Индейцы, как воробьи, посыпались в лодки. Пироги закачались под ними. По реке во все стороны побежали широкие дрожащие круги.

Себастьян стоял в своей моторной лодке, вытирал платком пот с раскрасневшегося лица и смотрел на палубу ланчии. Он кого-то ждал. Наконец из люка вылез толстый человек в форме сержанта.

— Все сделано, комиссар, — крикнул он весело. — Через пять минут "Виргиния" пойдет к черту на ужин.

— Молодец, Аркаялис, — скупо похвалил его комиссар. — Мы сделали свое дело. Пусть кончают кайманы. Для них это будет хорошей пищей...

Комиссар ударил плетью коня. Воспоминания погасли в его сознании. Он снова был посреди улицы, спокойный и уверенный, полный гордого удовлетворения за проделанную работу... он уничтожил врага. Правда, не смог узнать его тайны, но для этого он найдет сотню оправдательных причин. Пусть генерал Батис простит ему небольшой промах. Главное сделано. Пусть теперь ждут местные мятежники приказа из центра, пусть выглядывают своего связиста...

Небо порозовело на западе. Знойный день заканчивался. Деревья и кустарники, казалось, ждали вечерней прохлады. С дворов доносился визг поросят, кудахтанье кур.

Себастьян с гордым превосходством оглядывался вокруг. Он был здесь царь и бог. Однако его тщеславие не находило удовлетворения.

Скорее бы вырваться отсюда! Во время последней поездки в столицу генерал Батис дал Себастьяну аудиенцию. Они говорили более часа. Генерал расспрашивал о настроениях населения, о прибыли каучуковых фирм. Затем похлопал комиссара по плечу и, как бы шутя, заметил: "Ждите меня в гости. Обязательно приеду к вам. В столице беспокойно. Я больше верю вашей глуши, комиссар Оливьеро!"

После этой встречи Себастьяну сделали прибавку к оплате и пообещали впоследствии перевести в один из центральных округов. А через три месяца он получил сообщение о повышении в чине и о награждении орденом Льва первой степени.

Сеньору Себастьяну Оливьеро, комиссару Верхнего Ориноко, не надо было напоминать, как он должен защищать интересы своего правительства.

Сейчас его беспокоило только дело Ван-Саунгейнлера, в котором он никак не мог разобраться до конца. Оно его и раздражало, и настораживало, и даже немного смешило. В самом деле, чем можно было объяснить неуверенное поведение властей? И даже самого сеньора президента Батиса! В прошлом году в заявлении для прессы многоуважаемый генерал назвал Ван-Саунгейнлера своим другом, наградил орденом республики, пообещал ему всяческую поддержку в исследовании тропических районов. А теперь сеньор президент — то бишь, управление федеральной безопасности (вроде это не все равно?) — Посылает Себастьяну Оливьеро ультимативный приказ найти, арестовать и, в случае необходимости, обезвредить "высокомерного иностранца". И русским тоже не обещается ничего приятного. И им не давать спуску, не пускать в сельву, не открывать перед ними ворота. А если будут и дальше проявлять лишнее любопытство, силой заставить повиноваться.