Карл Александр - Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени

Она покосилась на него, вздохнула – и вылила себе в бокал остаток вина. Он ее разыгрывает?

– Этот вид, мост… это все просто незабываемо.

– Герберт, вы актер?

Он рассмеялся:

– Господи, нет! Иначе я бы здесь не оказался.

Он снова засмеялся, но как-то рассеянно.

– А где бы вы находились?

– Ну, не знаю. Наверное, в Лондоне. Расхаживал бы по сцене «Лицеума» в «Катоне» Аддисона.

– В «Катоне» Аддисона? – потрясенно переспросила она.

– А может, и нет. Наверное, мне больше подошел бы «Веер леди Уиндермиер». Но вообще-то должен признаться, что ненавижу театр.

– А кино вы любите?

Он совершенно растерялся.

– Какой ваш любимый фильм, Герберт?

Он решил было, что она его раскусила, и довольно долго не мог найти ответа. Наконец он откровенно сказал:

– У меня нет любимых фильмов.

– Как это умно!

Незаслуженный комплимент заставил его покраснеть, и он поспешно поменял тему разговора.

– Дорогая моя, как получилось, что вы, разведенная молодая дама, так легко строите свою жизнь, не имея спутника-мужчины?

– А кто сказал, что легко?

– Ну, я хотел сказать, что вы водите собственную машину, имеете достойную работу, и, не сомневаюсь, живете в комфортабельной квартире.

– Ну, я много работаю. И чем я при этом отличаюсь от разведенной англичанки?

– Разведенная англичанка уехала бы к родителям в деревню, – ответил он, не подумав.

Она рассмеялась:

– Либо это чушь, либо вы жили в пещере с населением меньше двухсот человек.

Ее слова его задели. Она извинилась и ушла в туалет – и он надеялся только, что ею не двигало желание отдохнуть от него. Пока ее не было, он попытался разобраться со своими мыслями. Ему было неловко. Она не знает, кто он такой, – и пока она не будет этого знать, у него будет такое ощущение, будто он прелюбодействует, ибо именно такие отношения строятся на обмане. Ему надо будет принимать решение в ближайшее время. Либо надо рассказать ей о себе и Стивенсоне, либо порвать отношения.

Какие отношения? Она не приглашала его стать ее кавалером. С чего он такое себе навоображал?

Эми вернулась за стол и приветливо ему улыбнулась. Она явно умылась и заново подкрасилась, однако на ее щеках сохранился легкий румянец от вина. Вид у нее был одновременно соблазнительный и ангельский.

– Скажите мне, Эми…

– О нет! Больше никаких вопросов. Вы уклоняетесь.

– Разве?

– Конечно. Я только и делаю, что отвечаю на ваши вопросы. А про вас я ничего не знаю.

– Но это же полная нелепость!

Нервно дернув рукой, он опрокинул свой пустой бокал.

– Вы женаты, Герберт? Вы поэтому такой странный? Дело в этом?

– Господи! Нет!

– Ну и?

– Что «ну и»?

– Вы точно не женаты?

– Определенно не был женат, когда в последний раз уходил из дома, – ответил он весело, добавив: – А если бы был, то зря платил бы своей домоправительнице, миссис Нельсон, приличное жалованье.

– А! Так с вами кто-то живет.

– У нее спальня при кухне, где висят изображения ее покойного супруга. Ей шестьдесят семь – и она готовит непревзойденную запеченную баранину с мятой.

Эми рассмеялась с явным облегчением.

– Французский поэт Шарль Бодлер как-то сказал: «Брак похож на клетку. Те, кто внутри, хотят выбраться из нее, а те, кто снаружи, – хотят в нее попасть».

– Значит, вы разведены?

– Я же вам об этом сказал, разве нет?

– Нет, не говорили.

– О! – Ему опять пришлось краснеть. – Ну, да, я разведен. – Он вздохнул. – Наверное, это делает меня недостойным.

– Недостойным чего? Священнического сана?

– Его я стал не достоин еще в школе, – признался он уныло.

– Хочу напомнить, Герберт: я тоже разведена. Это делает меня недостойной?

Ему вдруг стало жарко, так что он ослабил галстук и салфеткой вытер вспотевшее лицо.

– Ну, так что? Делает?

Ему подумалось, что это так – если говорить об обрядах и обетах настоящего брака. Невеста должна быть Венерой Уранией – далекой и недостижимой, но чтобы при этом ее неотступно добивались и в конце концов соблазняли на небесном ложе из белых гвоздик. Разведенная женщина на эту роль не годилась. Он нахмурился, понимая, что такие мысли несовместимы с его просвещенными взглядами на социальные изменения и научный прогресс.

– Нет. Но вы другая. Вы – американка.

Он остро пожалел, что перед ленчем не озаботился прочитать книгу о современной социологии.

– Увильнули! – объявила она.

– Прошу прощения?

– Неважно, – отозвалась она. – Расскажите, что произошло с вашим первым браком.

– Я сбежал с одной из моих учениц.

– Вот подонок! – весело заявила она. – А почему?

Ее речь его огорошила.

– Не захотел стать кормильцем, обосновавшимся в пригороде.

– Вот это я могу понять. – Она подалась вперед и осторожно прикоснулась к его руке. – Вы все еще ее любите?

– Не знаю. Пожалуй, у меня так и не было возможности это выяснить.

– Что случилось?

– Когда мы познакомились, я еще был студентом. Она была моей первой любовью… и моей кузиной.

У Эми глаза стали круглыми.

– Когда мы поженились, у меня не было ни работы, ни денег, так что мы поселились в доме у ее тетки, и там повсюду стояли тетушкины керамические фигурки. Безделушки, так сказать. Мне негде было сесть, не говоря уже о том, чтобы писать или мастерить. Мы вообще не разговаривали. Что еще хуже, когда мы шли спать, Изабель даже раздеваться передо мной не желала. Знаете, я так ни разу и не увидел ее тела! Так что назвать нас вторыми Давидом и Вирсавией нельзя, как вы понимаете.

Она рассмеялась:

– Слава богу, что у вас детей не было!

Такая мысль его удивила, а потом он вдруг тоже рассмеялся – и это веселье было благотворным, ибо теперь он почувствовал себя очистившимся и достойным. Она – дитя двадцатого века, и, по ее словам, у нее были либерально настроенные родители, вполне благополучное детство и хорошее образование. Тем не менее она бросила учебу и два года прожила в браке, который оказался таким же пустым и безрадостным, как и у него. При этом он был ребенком девятнадцатого века и был вынужден принять идею Божьего гнева. Детство у него было несчастное, семья постоянно находилась на грани нищеты. То, что он вообще пробился в университет, было настоящим чудом.

Они были совершенно не похожи. Они могли бы жить не просто в разных столетиях, но и вообще на разных планетах. И все-таки они встретились. В своей жизни они оба столкнулись с проблемами и неудачами. Он чувствовал, что они ровня: они оба явно не были продуктом Утопии.

Он посмотрел на счет за ленч. 79 долларов и восемьдесят три цента. Одно только вино стоило 55 долларов! Он ухмыльнулся. Да уж: она не идеальный человек. И он тоже. А судя по ценам, ели они не в утопическом ресторане в райских кущах. Значит, этот мир не настолько чуждый.