Сергей Алексеев - Карагач. Книга вторая. Запах цветущего кедра

Вода за ночь прибыла ещё на полметра, и где вчера Рассохин спокойно проходил пойменной кромкой, огибающей кедровник, сегодня поблёскивали разливы. Утки кормились прямо у берега и совершенно безбоязненно, еды тут было прорва, и добыть было теперь из чего, но лучше не стрелять, не выдавать, что есть оружие. Кавказец вообще не реагировал на дичь, должно быть, воспитанный в вегетарианских традициях. Разбредшиеся по роще стельные матки и лосихи с телятами бродили или вовсе лежали после ночной кормёжки, не обращая внимания на человека. А бурундуки, белки, иногда зайцы прыскали из-под ног, словно кузнечики из травы. Создавалось ощущение некоей первозданности бытия, рая, где ещё не было вражды и разделения природы. Рассохин отлично понимал, отчего всё это происходит на острове, но всё равно хотелось верить, что роща эта и впрямь священная, благодатная, примиряющая непримиримое.

И уже в который раз Стас непроизвольно начинал подыскивать себе место для жилья. Не возле Гнилой следует поселиться, не на сырых болотистых вырубах и горьких осинниках, а здесь, в кедровнике. Кержаки знали толк, где следует жить человеку, и амазонки, ведомые Матёрой и жандармским правнуком, тоже не случайно выбрали эти райские места.

Теперь они вновь опустели, вчерашний огонь зализал прежние гнойные раны в виде лагеря страданий и теперь селись — не хочу!

Иногда он поднимал голенища сапог и забредал в разливы, обследуя подозрительные места в виде одиноких ветровальных кедров с высокими выворотнями и нагромождение старого лесного мусора, притащенного половодьем. Старый опер имел богатый опыт и мог спрятать лодку в самом неожиданном месте. Иногда Стас удалялся в глубь кедровника, если находил хоть малейшие следы волочения, но всё попадались прошлогодние кострища, стоянки шишкобоев, куда таскали из поймы дрова. Пёс искал что-то своё, крутился неподалёку, нюхал землю, даже рыть пробовал и никак не реагировал на команду «ищи»! И вдруг он лёг и замер, уставившись куда-то в одну точку.

— Что там? — шёпотом спросил Рассохин.

И в тот же час увидел непонятное: чуть похрапывающая лосиха приседала на задние ноги и выделывала странный танец, словно намеревалась прыгнуть вверх. Но через мгновение он узрел таинство рождения! Вдруг на землю легко и почти беззвучно вывалился белёсый мешок, лопнул и зашевелился. Роженица тотчас развернулась, сорвала зубами плёнку и стала её поедать, а на мягком кедровом подстиле оказался рыжий продолговатый комок. Он как-то механически разложился, вскочил на ноги, оказавшись телёнком! Живой и молчаливый, он только качался, трясся и отфыркивался, будто вынырнул из воды. Матка же торопливо заглотила место и принялась вылизывать его мордашку, глубоко погружая свой язык в ноздри детёныша. И лишь после этого лосёнок всхрапнул и громко, натруженно задышал. То есть родился и встал на ноги бездыханным!

Всё это произошло всего в десяти шагах от Рассохина! Ошеломлённый, он несколько минут стоял не шевелясь и сам не дышал, поскольку тоже потом непроизвольно всхрапнул, ощущая недостаток воздуха. Лосиха оживила новорождённого, слегка только вылизала его и пошла в глубь леса, увлекая за собой детёныша. Он поплёлся следом, неумело и робко переставляя длинные шишковатые ноги. Амазонки называли лосиного самца богом леса, и выходило, что самки — богини. И вот на глазах одна такая богиня сейчас родила золотистого божка!

Не трогаясь с места, кавказец проследил за всем этим действом, встряхнулся и как ни в чём не бывало потрусил обратно к разливам, а Стас достал трубку.

День и впрямь начинался содержательно, с жизнеутверждающим подтекстом, — не то что разбойный вчерашний...

И пока курил, мысленно выстроил по порядку все задачи, которые необходимо воплотить в ближайшее время: если и сегодня Лиза не вернётся — пойти в одиночку на Сохатиную Прорву, найти и вытащить её! Жалко, Матёрая не успела показать «священную» рощу, но если побродить по округе, следы человеческого пребывания можно подцепить. Молчуны — не снежные йети, случается, даже тропы натаптывают возле своих жилищ. Потом можно забрать лодку с мотором у Гохмана, закупить инструмент, необходимое снаряжение, вернуться назад и построить дом на поляне, где амазонки устраивают ритуальные песнопения! А можно и рядом с местом, где стоял лагерь. Огонь очистил это пространство, избавил землю от накопленных страданий прошлого, и уже грядущим летом пепелище затянется густым кипреем и малинником, как затянулась Гнилая Прорва. Через год-другой перержавеет и обратится в прах обожжённая в пожаре колючая проволока: природа быстро залечивает раны, и душевные тоже.

Только бы дождаться Лизу!

От одной мысли о ней Стас ощущал какое-то мальчишеское нетерпение и одновременно подспудную, щемящую тоску. И место пожара зарастёт, и колючая проволока истлеет, но ни одна его мечта не воплотится. Потому что миновало время, всё в прошлом, и любовь, вдруг обострившаяся на Карагаче, не что иное, как память чувств к Жене Семёновой. Лиза явилась не сама по себе — вышла из прошлого только благодаря сходству с матерью. Такая же своенравная, независимая и недостижимая, как давняя ребячья иллюзия.

И всё равно можно благодарить судьбу за это путешествие в прошлое!

Рассохин уже подходил к северной, самой дальней оконечности острова, где старица делала плавный изгиб, когда услышал редкий, со скулящим призывом лай ушедшего вперёд кавказца. Пройти напрямую мешал залитый водой лог, врезанный в материковый берег. И пока обходил его, машинально высматривая, не спрятана ли где лодка, пёс замолчал. Стас вышел к пойме и окликнул:

— Эй, ну ты где?

Кавказец заскулил, услышав голос, причём где-то далеко, в разливе. Подняв голенища, Рассохин побрёл на звук, и хорошо, что под ногами оказалась луговина, заросшая березняком, дно ровное, однако вода выше колена. Вброд он миновал перелесок и за ним увидел своего спутника, который суетился на громоздком туловище ветровального кедра с раскидистыми, серыми от времени, сухими сучьями кроны: павшее дерево напоминало скелет погибшего чудовища с оголёнными рёбрами. Пёс наверняка добрался туда вплавь и теперь трусил возвращаться назад.

— Ко мне! — приказал Стас. — Иди ко мне!

Только потом догадался — да он же лодку нашёл! Зовёт к себе!

— Да ты, брат, сыскная собака! — похвалил Стас. — Ай да умница!

И побрёл, уже не опасаясь начерпать в сапоги. Когда Галицын прятал здесь моторку, воды было наверняка по щиколотку.

Ещё не добравшись до поваленного дерева, Рассохин внезапно увидел человека, неподвижно лежащего на стволе между сучьев. Сначала показалось — подросток: не заметил длинных серых волос, свисающих до самой воды, не разглядел женскую широкобёдрую фигуру. Она лежала вниз лицом, уцепившись за сучья, и жизнь в ней угадывалась в том, что ещё могла держаться, причём судорожно и крепко. То ли спала, то ли была без сознания — вроде бы дышала, но казалась ледяной, окостеневшей.