Дуглас Престон - Богохульство

– С кем из них ты беседовал? – поинтересовалась Атситти.

– С тем, что называет себя антропологом, Фордом, и женщиной по фамилии Мерсер, заместительницей руководителя.

Атситти кивнула.

– Я с ними тоже разговаривала.

Проходящая мимо жительница Блю-Гэп спросила:

– А вы уверены, что стоит затевать эту демонстрацию всадников?

– Когда устроим, тогда и поймем, стоит или не стоит. Верно?

Кен Долби взглянул на часы. Шесть вечера. Он вновь повернулся к экрану и проверил температуру неисправного магнита. Она оставалась почти прежней и была вполне допустимой. «Изабелла» работала должным образом. Мощность подняли до восьмидесяти процентов.

На дворе стоял прекрасный для запуска вечер. Когда «Изабелла» потребляла такое огромное количество энергии, даже незначительная помеха – разряд молнии, перегоревший трансформатор, провисшие провода на линии электропередачи – могла вызвать сбой. Сегодня же погода радовала – нигде по всему юго-западу не предвиделось ни гроз, ни сильного ветра.

Долби казалось, что именно сегодня решатся все их проблемы и «Изабелла», наконец, покажет себя во всей своей красе.

– Кен, прибавь до восьмидесяти пяти, – попросил Хазелиус. Он сидел посередине центра в своем кожаном кресле.

Долби взглянул на Сен-Винсента, который следил за потоками энергии. Тот вскинул руки с поднятыми большими пальцами и подмигнул.

– Понял.

Кен чувствовал почти неощутимую вибрацию, создаваемую мощным энерготоком. Пучки протонов и антипротонов, что на немыслимой скорости циркулировали в противоположных направлениях, еще не сталкивались друг с другом. Для этого следовало увеличить мощность до девяноста процентов. А потом, шаг за шагом, дойти и до ста.

Измерительные приборы исправно показали нынешнюю цифру: восемьдесят пять.

– Чудесный день для запуска, – отметил Сен-Винсент.

Долби кивнул и в который раз порадовался, что именно Сен-Винсент контролирует потоки энергии. Он был спокойным, приятным, немногословным человеком и делал свое дело с четкостью и терпеливостью дирижера, управляющего симфоническим оркестром.

– Восемьдесят пять процентов, – сообщил Долби.

– Алан? – позвал Хазелиус. – Как оборудование?

– Все нормально.

Грегори встал и минут пятнадцать ходил по центру управления, задавая вопросы то одному, то другому ученому. Запуск шел, как по нотам.

Долби снова осмотрел приборы. Все работало на отлично. Выбивался из общей картины лишь теплый магнит, но «теплым» его называли лишь потому, что его температура поднималась на три сотых выше нормы.

«Изабелла» подстраивалась под новую мощность, а Рей Чен регулировала состояние пучков. Долби обвел коллег беглым взглядом и задумался о том, какую блестящую команду подобрал для себя Хазелиус. Например, Эдельштайн, как догадывался Долби, был едва ли не умнее самого Хазелиуса, однако ум математика отличался некоторыми странностями. Этот парень даже немного пугал, а его мозг, казалось, наполовину инопланетный. Устрашала и страсть Эдельштайна к гремучим змеям. Людей с более чудными увлечениями Долби никогда не встречал на своем веку. Коркоран походила на Дэрил Ханну [22]. Сам Кен таких длинных и язвительных никогда не любил, но мысль о том, что для столь умной ученой Коркоран слишком красива и слишком блондиниста, не раз приходила ему в голову. Словом, группа была исключительная. Прекрасно вписывался в нее даже робот Чеккини, который производил впечатление полусумасшедшего. Удивлял бестолковостью один Иннс. Нет, он был неплохой малый и явно старался, но проку от него не было почти никакого. Почему Хазелиус принимал самого психолога и его дурацкие беседы со всей серьезностью? Или же он просто притворялся, выполняя распоряжения Министерства энергетики? С другой стороны, может, увлекаться своими теориями и не особенно заботиться о практических результатах свойственно всем психологам? Иннс, казалось, подмечает каждую мелочь, но ничего не понимает. Он напоминал Долби материного бойфренда, появившегося у нее после смерти отца, – шофера, который корчил из себя специалиста в области популярной психологии.

Рей Чен поражала блистательным умом и при этом совершенно не выставлялась. Долби от кого-то слышал, что в детстве она была чемпионкой по скейтбордингу. Выглядела Рей Чен, как сторонница свободной любви, и отличалась легким, веселым и сговорчивым характером. Создавалось впечатление, что для нее не существует никаких проблем. Может, так оно и было. Понять азиатов не очень-то просто. В любом случае Долби с удовольствием закрутил бы с ней роман. Он посмотрел на нее. Чен так низко склоняла голову над клавиатурой, что ее волосы свисали черным водопадом. Долби представил ее без одежды…

В его мечты вклинился голос Хазелиуса:

– Пожалуй, самое время перейти на девяносто, Кен.

– Конечно.

– Алан? Как только «Изабелла» перестроится на новую мощность, займись компьютерами, всеми тремя.

Эдельштайн кивнул.

Долби переместил рычаги и проследил за реакцией «Изабеллы». Да, этот вечер был особенный. Казалось, все события его жизни происходили для того, чтобы он дожил до сегодняшнего дня. С увеличением мощности усиливалась вибрация, и Долби это чувствовал. Казалось, энергией пропитана вся гора. Она урчала, как «Бентли». Боже! До чего же ему была дорога эта машина. Его машина…

Форд заметил сквозь окно спальни первых всадников-демонстрантов, появившихся в свете вечернего солнца на фоне Накай-Рок. Он взял бинокль и рассмотрел Нельсона Бегея на породистом жеребце. Вслед за ним скакала еще дюжина наездников.

Форд повернул голову и почувствовал приступ боли, напомнившей о вчерашнем падении. Вернувшись на базу, они с Кейт больше почти не общались, потому что Мерсер спешила подготовиться к запуску.

На спутниковом телефоне строго по расписанию замигала лампочка.

– Есть новости? – спросил Локвуд.

– Ничего особенного. Вся команда сейчас в Бункере, опять запускает «Изабеллу». А я собираюсь встретить демонстрантов.

– Было бы замечательно, если б вы нашли способ вообще предотвратить это сборище.

– Поверьте, так будет лучше. Вы узнали, кто такой Джо Блитц?

– Джо Блитцев хоть пруд пруди. Кого-то так зовут, кто-то так называет свою фирму, имение и так далее. Я составил список тех, которые, как мне показалось, могут иметь к нашему делу какое-либо отношение. И хочу некоторые зачитать вам.

– Слушаю.

– Во-первых, так иногда называют «джи-ай», то есть солдат.

– Тогда не исключено, что это Уордлоу. Волконский его терпеть не мог. А дальше?

– Так звали одного режиссера на Бродвее. В сороковые он поставил «Причуды помойного ведра» и «Шутка кратерного озера». Первый – о волокитах, второй – о нудистской колонии. Оба провальные.