Адам Нэвилл - Пропавшая дочь [litres]

– Есть вода?

Весь день он ничего не давал этому человеку; с пленника, должно быть, сошел литр пота. Как ни странно, глаза преступника сверкали, были слишком яркими и живыми для человека, который в предрассветные часы выкашливал остатки своей жизни, а затем почти все утро спал или пребывал в полубессознательном состоянии. Но каким-то образом это существо оставалось живым и не выказывало никаких признаков страха перед пленом. Никаких следов тревоги. Человек казался уверенным и даже самодовольным в его новой ситуации. Его поведение было и тревожащим, и обезоруживающим одновременно.

Чтобы закрыть рот преступнику, Отцу потребовался респиратор для смога. Он никогда не пропускал вакцинацию, но новые штаммы туберкулеза могли оказаться устойчивы к лекарствам. А он был вымотан, ослаблен и уязвим. Также он задавался вопросом, не припрятал ли этот тип наркотики и не принял ли какое-нибудь тонизирующее средство. Отец не понимал, как это возможно со скованными руками и ногами, тем более что он обыскал человека в часовне, едва надел на него наручники. Его руки в резиновых перчатках чувствовали лишь кожу да кости. Все равно что ощупывать эксгумированное содержимое старой могилы.

Отец протянул мужчине бутылку воды и стал наблюдать, как длинная шея подрагивает в такт глоткам.

– А теперь, – сказал пленник, опустошив бутылку, довольно выдохнув и широко улыбнувшись, – мне нужно посрать. У тебя есть чистые трусы?

Отец выбрался из машины и открыл заднюю дверь, внимательно наблюдая за руками мужчины. Грязные пальцы Олега были переплетены, словно в молитве.

– Возможно, ты в последний раз справляешь нужду, так что выжимай из себя по максимуму. И поторопись.

Он вытащил Олега из машины и положил на траву на краю размытой дождем дороги, затем столкнул ногой в дренажную канаву. Тот соскользнул в наполненную водой траншею, затем не без удовольствия изучил свое новое окружение. Непривыкшие к свету глаза, мигая, посмотрели на серое небо.

Отец оглянулся на деревню, рядом с которой они находились. Дождь и ветер удерживали людей по домам и в стороне от дорог, но не было никакой гарантии, что это надолго. Был полдень, и гроза уходила дальше на север.

Отец направил пистолет Олегу в лицо, будто собирался казнить его на обочине дороги, посреди зарослей засухоустойчивой сои, шумящих словно огромная зеленая толпа. Олег лишь улыбнулся.

– Я знал, что сегодня чье-то угрюмое лицо будет смотреть на меня. L’Homme devant la mort. Мой ли это смертный час? Этого я не знаю.

– Все зависит от тебя. Похоже, ты не слишком обеспокоен. Сомневаешься во мне?

– Зайти так далеко, чтобы просто посмотреть на меня? Нет, я в тебе не сомневаюсь. Я рад, что это ты. Но также жаль, что очень скоро мы закроем дверь, которая открылась для каждого из нас.

– Тебя зовут Олег Черный.

Человек в канаве ухмыльнулся.

– Одно из многих имен, и все же мое любимое.

– Это был я на той стене, там, в церкви. Кто сказал тебе, что я приду?

Олег рассмеялся, будто какой-то ребенок задал ему глупый, но искренний вопрос.

– Знаки ведут меня. В пустоте, в глубине есть смысл, но не в словах.

– Что это значит, черт возьми? Я – не один из твоих нариков-адептов. Как ты узнал, что я приду?

Ухмылка Олега стала шире.

– Поскольку я и ты заточены между знаками. У тебя должно быть кое-какое видение. Только, пожалуйста, если ты не собираешься преждевременно закончить нашу встречу, может, позволишь мне? – Он указал на свои колени.

Продолжая держать голову пленника под прицелом, Отец отошел назад, так чтобы мог видеть только верхнюю часть его туловища.

– Есть полотенце или бумага? Трусы?

Придется отдать ему свои и туалетную бумагу. От этого акта милосердия у него закрутило живот. А этот тип пытается запутать его своим бредом. Ему придется взять ситуацию под контроль. Преподнести ему быстрый и жесткий урок, который тот не забудет. И все же, глядя на хрупкую, сидящую на корточках фигурку Олега, Отец решил, что тот может не вынести насилия. Хотя можно рискнуть испробовать на нем «адское дерьмо». Оно давало результаты. Потом он перейдет на конечности и суставы этого типа, и так далее. Но сначала свяжется с женой. Назойливая мысль о том, что он сможет найти в Бирмингеме, вызывала у него такую слабость, что ему хотелось лечь на землю.

Времени на промедление не было. Не сейчас. Люди искали его, самыми серьезными и бескомпромиссными способами. Возможно, они знают, какая у него машина. Если Джин Хэкмен сдал Скарлетт, ее коллег, идентификаторы, то что еще сообщил своим палачам? Под давлением . Возможно, они уже совсем близко. До последней битвы осталось несколько часов, если не меньше. Ему было невыносимо думать, что его могут убить возле угнанного автомобиля, на глазах у Черного, ухмыляющегося серыми обломками зубов.

У Отца заныло сердце. Стало трудно дышать, он не мог мыслить ясно и не понимал, что делать. Но он знал, что должен поработать над этим разрисованным дьяволом, чтобы наконец выяснить, что случилось с его дочерью. После всего произошедшего, после того, как он зашел так далеко, это нужно было сделать в первую очередь.

Олег сплюнул. Встал, взял полотенце, трусы и бумагу, которые Отец положил на краю канавы. Подтерся, просунув руки между ног, пошатываясь из-за скованных наручниками лодыжек, затем стал разочарованно рассматривать трусы. Как и почти вся одежда Отца, те были выцветшими от многократной стирки в гостиничных раковинах, растянутыми и протертыми до дыр на заднице.

Из кармана куртки Отец вынул фотографию, которую забрал из часовни Олега. Поднес ее к лицу пленника, и тот уставился на нее, моргая от дождя.

– Скажи мне, где она.

Олег несколько секунд внимательно смотрел на снимок и наконец кивнул.

– Эта самая. – Он кивнул еще несколько раз, с задумчивым видом, будто подтвердилось его давнее подозрение.

– В те дни их было так много. Но теперь я вижу, что именно она привела тебя ко мне. Отче. Красный Отче, да. Это объясняет ярость, горе и чувство вины. – Он отвернулся, скривив лицо. – Желание смерти, испытываемое человечеством, является самым странным, но и самым сильным побуждением, поскольку смерть – сильнее жизни и любви. Это – тропа, которой пойдем и ты, и я. Именно поэтому сейчас мы вместе. Но нам нужно еще дойти до нее, Красный Отче.

– Как ты меня назвал?

Вытирая полотенцем мокрое костлявое тело, Олег не ответил, но просто сказал:

– Дождь идет. Скоро я снова промокну. Пожалуйста. – Он указал на лодыжки и поднял трусы.

– Можешь сдохнуть в дождь с голой задницей. Можешь валяться в собственном дерьме, мне до лампочки.

Олег посмотрел на направленный ему в лицо пистолет. Заостренные черты приняли выражение задумчивой грусти.