Адам Нэвилл - Пропавшая дочь [litres]

Не оглядывайся. Сюда. Сюда. К машине.

Позже той ночью и еще много последующих ночей на экране его разума появлялось еще больше воспоминаний, включая те, которым он не мог доверять.

Облачный слой пропускал в открытый центр здания лишь редкий свет, поэтому движение вокруг кресла Олега могло быть вызвано не чем иным, как отражением черных дождевых туч. Хотя, выходя с дочерью на окружающую крытый бассейн террасу, Отец заподозрил, что день сдался, уступив место ночи. Это было невозможно, поскольку еще даже не наступил полдень.

Бросив в темную комнату очередной взгляд, Отец увидел, как в дальнем углу на стене разворачивается огромная тень. Она струилась, словно вода – только снизу вверх – и клубилась, подобно видимому газу.

Темный поток.

Отец попытался убедить себя, что этот эффект вызван грозой, поскольку выше на белых стенах виднелись большие тени от ветвей растущих на улице деревьев. Попытка была неудачной, поскольку его возбужденному рассудку они казались длинными руками или даже крыльями. Ветер, которого в доме было не слышно, теперь дул порывами, раскачивая деревья, и тени от их шевелящихся ветвей отбрасывались на стены за креслом Олега. Шок и травма были единственными причинами, по которым этот сгусток тьмы напоминал контуры того скачущего короля в лохмотьях, изображения которого он видел в других местах. Вихрь эмоций, мешавший его дыханию и сердцебиению, усиливал эффект от теней качающихся на ветру деревьев, и в этом не было ничего такого – примерно так он говорил себе в последующие несколько часов. Но затем тени и даже сам сумеречный воздух, казалось, стали разрастаться, двигаясь, как большой осьминог в чернильной воде. После чего фигура стремительно, словно сидевший за куском мокрого дерева в саду и потревоженный черный паук, метнулась вверх, пересекла потолок и исчезла.

К машине, машине, машине.

Стены главного здания и гаража стали укрытием, которого он тогда отчаянно жаждал, как если бы он и девочка были маленькими существами, вроде мышей, наэлектризованными паникой, бегающими под чем-то гигантским, способным изменить давление воздуха и саму плотность атмосферы. К этому ощущению прибавилось чувство, будто они находятся под чьим-то жутким наблюдением.

Внезапно нахлынувшее головокружение помешало Отцу посмотреть вверх. Он был убежден, что они могут вместе упасть в черное небо и будут продолжать движение, набирая скорость, пока не потеряют способность дышать… пока они отделятся друг от друга и от самих себя. Ему казалось, что он грезит наяву.

Мамочка. Моя мамочка.

Я не могу сказать тебе сейчас… Я объясню… ты помнишь твой старый дом, до того как ты очутилась здесь? Дом на холме?

Мамочка.

Она все плакала и плакала. А потом заплакал и он, поскольку она не узнавала его.

Давным-давно ты жила со своими папой и мамой в другом доме, у моря. Там был сад. Большой сад. Еще там были Нэн и Поппо. Тряпичный Котик… Тряпичный Котик… О боже, Тряпичный Котик. Тебя зовут Пенни, а не Ясмин. Тебя зовут Пенни.

Увидев машину, девочка попыталась сесть на лужайку. Содрогаясь всем телом от горя и страха, оглянулась на дом. Отец упал на колени рядом с ней. Выпустил из руки одну сумку с деньгами – богатство, которого хватило бы на всю жизнь, останется здесь, на траве. Он больше не мог тащить обе сумки и понимал, что ему придется нести девочку и другую сумку с деньгами до самой машины, где лежала без чувств настоящая мать Пенни. Когда Отцу показалось, что он услышал вдали нечто похожее на вертолет, он резко вскочил на ноги, подхватил девочку, держа ее за под мышки. Это был первый раз за два года, когда он обнял ее. Отец прижал ее к своей груди, которая в тот день была перетянута крест-накрест лямками рюкзака, набитого оружием и взрывчаткой.

Он неуклюже побежал к черной машине, мотая из стороны в сторону потной головой, не видя ничего и держа на плече плачущую девочку.

И они исчезли там, где беглецы всегда искали убежища, уехали вглубь леса – мужчина, женщина без чувств и испуганный ребенок.

В пути, пока его словно налитое свинцом, покрытое синяками тело начало согреваться в машине, Отец неоднократно спрашивал Пенни о том, что она помнит, спрашивал, каково ее первое воспоминание, и продолжал повторять, что ее забрали у него и ее настоящей матери. Говорил, что ее настоящая мать спит и лежит на сиденье рядом с ней. Но Пенни не понимала либо была слишком напугана, чтобы даже обращать внимание на его вопросы.

Он бросил машину, на которой выехал с территории, и перенес Пенни и Миранду в угнанный автомобиль, который Джин Хэкмен раздобыл для него в Девоне. Зарядки аккумулятора должно было хватить до Уэльса, и он знал, что «Королям» его уже не отследить.

Около Солсбери Миранда начала просыпаться. Рот у нее приоткрылся, веки оставались тяжелыми, и перед глазами будто висела красная пленка. Несколько секунд она не понимала, где находится, и запаниковала. Когда она села, ее затошнило, поэтому Отец остановил машину и помог ей выбраться наружу под холодный, колючий ветер, несший в себе моросящий дождь.

Небо было плоским, безоблачным и серым, словно низкий потолок, заточивший яростный, неослабевающий воздушный вихрь между землей и небом. На обочине дороги кренились и пронзительно скрипели сосны, образуя туннель, по которому несся хвост грозы. Сквозь этот шум Отец попытался заговорить, но холодный ветер заставил его заикаться. Ему пришлось держать Миранду в вертикальном положении, пока ее рвало. Невозможно было понять, что они ей дали, чтобы переправить из одного места в другое, но мощный транквилизатор продолжал действовать ей на ноги. Как только его жена поняла, кто он, она сказала хриплым от жажды голосом, что не чувствует ни рук ни ног. Дезориентированная, растерянная, она была настолько сбита с толку, что дважды спросила его: «Где мама?»

Наконец Отцу удалось заставить жену посмотреть на него и замолчать. Он дал ей воды, и она осушила бутылку в один присест. Затем он заставил ее выпить энергетик.

Стоя возле машины, припаркованной на стояночной площадке, Миранда прислонилась к нему дрожащим от холода телом. И он понял, насколько тонкой была ее одежда и насколько долго – вероятно, больше двенадцати часов – ей пришлось пробыть в обездвиженном состоянии.

Придя в себя, она начала вспоминать подробности своего похищения и царапаться. Отец крепко обнял ее и принялся утешать:

– Их больше нет. Этих людей больше нет. Их нет здесь. Ты в безопасности. Сейчас в безопасности. – Он продолжал говорить это, хотя и не верил своим словам. Он боялся прибытия полиции или чего-то гораздо худшего, что могло оказаться поблизости в любое время. Мимо проезжали автомобили, но водители просто бросали на них взгляды и продолжали путь. Они казались какими-то особенно целеустремленными, и Отец подозревал, что они знают что-то, чего не знает он.