Айван Зорн - Гнев [litres]

– Ты вряд ли на это рассчитывал? – спросила Амико. – Теперь я не случайное лицо в толпе гостей, а герой дня. Это проблема.

Гай покачал головой:

– Победить в гонке, обойти Тамерлана – слишком сладкая месть, чтобы от нее отказаться. Подождем до полуночи и попробуем пробраться в кабинет.

Гаю казалось, как в детстве, что обед никогда не закончится. Он без аппетита, автоматически, ковырял еду в сменяющихся тарелках. Шла восьмая перемена блюд.

По протоколу время говорить речи давно закончилось, но над столом поднялся, покачиваясь, немецкий герцог. Он постучал краем столового ножа по бокалу, при этом несколько раз промахнулся, но, на какой-то по счету раз попал, и хрусталь зазвенел. Все стихло, герцог поднял бокал в направлении Амико и сказал:

– Фор мазэ раша!

– Что это значит? – шепотом спросила Амико.

Гай пожал плечами:

– Это древнее таротское пожелание удачи, если дело твое безнадежно, но ты хороший человек.

– А почему он это мне сейчас желает?

– Потому что в Тароте люди выживают не благодаря, а вопреки, – ответил Гай. – И такое благопожелание подходит для любого случая, ну, или праздника. Но сейчас это, конечно, перебор, подлизывается на всякий случай, старый подхалим.

Пошел ободряющий гул голосов, все обнимались и некоторые даже целовали друг друга трижды, «крест на крест», – пояснил Гай. Амико хотела спросить, что это значит, но потом передумала.

Оркестр заиграл туш, и несколько человек прислуги начали заталкивать в зал тележку с праздничным тортом. Амико смотрела, как в зал въезжает стоящая на белой скатерти белоснежная глыба торта в форме Великого Сфинкса с лицом Долорес. Впустили журналистов, которые уже добрых пару часов томились под дверями и ждали, когда разрешат съемку для хроники. Они окружили торт и сделали, наверное, несколько сотен снимков, вспышки слепили глаза. Сразу после журналисты организованно и молниеносно исчезли. А официанты начали резать сфинкса и разносить десерт.

– А голова? – спросила Амико, с интересом наблюдая, как отрезанную голову ставят на отдельный поднос и накрывают высокой стеклянной крышкой.

– Голову не едят, – кивнул Гай. – Ее потом в музей отнесут. Уже десятая голова будет. – Он облизнул ложечку.

– Еще одна древняя традиция? – спросила Амико.

– Неа. Это то, что я называю культ личности.

Немецкий герцог уснул в кресле. Рядом компания молодых таротцев все еще обсуждала гонку, подогревая себя шампанским. Долорес разговаривала с мэром. Оркестр играл, как заведенный, официанты накрывали к чаю.

– Пора, – Гай стал отстраненным и сосредоточенным. Он поднялся и быстро пошел к выходу. Амико едва поспевала за ним в дурацком вечернем платье, что ни вечер, то платье, она за всю жизнь столько раз их не надевала.

Они обошли поместье со стороны парка, по дороге зашли в подвал Гая, Амико переоделась в привычную одежду и вздохнула с облегчением. Еще через несколько минут они были у северной башни, где на самом верху под крышей располагался кабинет. Это была узкая башня, местами увитая плющом, внизу к ней очень кстати примыкала старая отвесная лестница.

– Лестницу сегодня принесли – заменить стекло в разбитом витраже. Из-за суеты со званым обедом унести не успели. – Гай улыбнулся. – Пришлось с этим витражом немного повозиться накануне.

Амико подошла вплотную к стене, проверила на прочность пару ступеней. Лестница дрогнула, но выдержала. Небо затянуло тучами, и Гай, который остался стоять на том же месте, с трудом различал Амико: ее тонкая фигурка в черном почти полностью сливалась со стеной.

– Самое сложное – подняться по куполу, – сказал Гай из темноты. – Единственное окно, которое можно открыть, расположено во второй четверти купола, сразу над лестницей. Возвращаться лучше тем же способом. Нужно открыть ящик стола и произнести наше слово из шифра прямо над ним. Я вернусь на праздник, присмотрю за Долорес.

Амико не ответила и начала взбираться по лестнице. Гай стоял какое-то время внизу и смотрел на нее, когда она добралась до середины, он развернулся и пошел прочь.

Амико забиралась все выше. Старые ступени, казалось ей, были все трухлявее. Она сперва проверяла их рукой и только потом поднималась дальше. Наконец, лестница закончилась, и Амико дотронулась рукой до бордюра у основания купола, замерла, вглядываясь через цветное стекло витража внутрь кабинета, посветила фонариком. Тонкий луч света выхватил кусок стола, осветил книги в шкафу, холодный камин.

Она выключила фонарик, недолго передохнула, дав себе минуты полторы. Потом примерилась, подтянулась на руках и, опершись коленом, поднялась во весь рост на узком бордюре. Отсюда вправо было недалеко до окна, нужно сделать всего пару шагов по краю. Медленно двинулась, опираясь о перехлесты витражных рам, дотянулась рукой до окна и слегка толкнула раму внутрь. Та скрипнула и поддалась. Амико выдохнула, затаилась, затем надавила снова, и окно распахнулось, чуть стукнув легкой рамой.

До пола было метра три – если повиснуть на руках, не так высоко прыгать.

Амико пролезла сквозь узкое окно, соскользнув, повисла на руках, как кошка, мягко спрыгнула вниз. Звук удара при приземлении заставил ее замереть. Подождала, сидя на корточах, не двигаясь, прислушиваясь, нет ли шагов поблизости, но было очень тихо. Она выпрямилась и стала осматривать кабинет. Все, как сказал Гай: стол, портрет, шкафы с очень древними по виду книгами. Амико обошла стол, попробовала открыть ящик: заперто. Замок выглядел простым, достала нож, вскрыла ящик, потянула на себя. С тихим хрустом он открылся.

Внутри было пусто. Амико склонилась над ним и тихо сказала:

– Teamsolvo.

Потом повторила громче: Teamsolvo – и… ничего не произошло.

Чем дольше Амико была в Тароте, тем сильнее на нее действовала местная атмосфера. Это было состояние дурного морока, которое разделяли здешние люди, читавшие во всем знаки судьбы, предназначение и божественный замысел. Она нахмурилась от досады, что и вправду поверила: невидимая книга, шифр Ватикана… Как бы над ней посмеялся Симун Сэ.

Амико набрала Гая:

– Ничего не вышло.

Он молчал.

– Гай?

– Подожди…

– Гай, я собираюсь уходить.

К ней вернулось ее обычное состояние: все под контролем, никаких вам больше сказочек.

– Я сказал, подожди!

Он говорил очень тихо, без выражения. Мать все еще беседовала с мэром, теперь к ним присоединился Базиль – Герцога увели, официанты по новой разливали чай. Но через двадцать минут Долорес встанет, и ужин будет завершен.

Он медленно вытащил ручку и написал на салфетке «T E A M S O L V O». Покрутил салфетку по кругу. Официант поставил перед ним чашку чая, закрыв половину слова так, что он видел только фрагмент «T E». И тут он понял.