Анастасия Евлахова - Красавица [litres]

«Юсмий. Балки – из юсмия», – тут же зажглось в голове. Мора никогда не слышала про такой материал. Купол обтягивали темные ткани, и в воздухе витал явственный запах дубленой кожи – значит, это были звериные шкуры.

«Это дроки. Шкуры дроков», – тут же подсказало что-то внутри. И это слово она услышала впервые: на подземных фермах Второго кольца выводили только мелкий скот, а такого дрока, наверное, было не охватить руками. У зашнурованного входа поблескивали связки амулетов.

А вот их Мора узнала сразу: шнурки с бусинами, перьями и колокольчиками вешали в семейных отсеках на удачу. Что-то новое вплетали регулярно – чтобы дела спорились, – и амулеты разрастались в увесистые связки. В богов она могла не верить, но и сама иногда украдкой добавляла к их домашнему амулету бусинку-другую. Вот только теперь часть нее уставилась на эти шнурки с недоумением, как будто она никогда этих амулетов не видела, но потом в голове всплыло, будто кто-то шепнул на ухо: «Кааритские амулеты».

Но о том, кто такие каариты, внутренний голос молчал. Мора сморгнула. Тьму в ангаре разбавляло сине-зеленое сияние, которое шло откуда-то снизу и сбоку, но разглядеть источник она никак не могла. Ей все хотелось повернуться, но шею словно свело.

Она только и видела, что округлые громады черепах в глубине помещения. Они выглядели куда крупнее того челнока, на котором Мора пролетела по Первому кольцу: тот годился для одного-двух пассажиров, эти же гиганты могли уместить на своих панцирях не меньше шести, а то и десяти человек. Но сами кабины рассмотреть не удавалось – их укрывали пыльные чехлы. И глаза у черепах были прикрыты, так что Мора решила, что вся эта воздушная флотилия или ждет своего часа, или давным-давно отправлена на покой.

По другую сторону поблескивали синими огнями какие-то голограммы, но повернуться к ним Море никак не удавалось, да почему-то и не хотелось. Вместо этого она перевела взгляд со спящих челноков на собственные руки, долго смотрела на влажную, словно покрытую каким-то маслом кожу и никак не могла согнуть пальцы. Ну же. Пальцы дрогнули, голова наклонилась.

Она все еще видела собственный силуэт в старом платье со Второго кольца, которое она так и не переодела. Но вместе с этим она теперь вдруг различила свое тело, как если бы она вовсе не стояла посреди своей новой спальни в пятой башне, а сидела, подтянув колени к груди, в резервуаре, наполненном густой сине-зеленой жидкостью. И – стыд какой! – тело ее было совершенно нагим.

Повиновалось оно плохо, как будто Мора очень долго спала и совсем разучилась им пользоваться. Руки дрожали, ноги казались приклеенными и совсем чужими. Глаза чесались, и очень хотелось хорошенько поморгать, но веки не двигались. Ну же!

У Моры было ощущение, что она заставляет шевелиться не собственное тело – легкое, знакомое и понятное, – а гигантскую металлическую машину, которую очень плохо смазали. Но ее тело было человеческим, и только теперь Мора заметила, что ее кожа покрылась мурашками. Вместе с этим открытием пришло и осознание, что ей ужасно холодно. Она медленно, словно в киселе, обхватила себя руками.

«Какая мягкая кожа. Холодная. И влажная. Биораствор… Какая дрянь!..»

– Я и забыл!

Голос вырвал ее из оцепенения, и голова сама повернулась влево.

В сине-зеленом полумраке ангара она различила фигуру парня. Высокий и долговязый, он сутулился, будто слишком быстро вырос и теперь этого стыдился. Двигался стремительно и угловато, как птенец чукки, крутил головой, шарил на полках, метался от одного стеллажа к другому и очень шумел. Даже в полумраке было видно, как алели кончики его ушей, а когда паренек обернулся, оказалось, что румянец заливает и его щеки.

– Вот, возьми, – буркнул он; отведя глаза, скинул куртку и протянул ее Море. – Не подумал. Надо было что-то тебе захватить. Тут с одеждой по нулям.

Мора почему-то не спешила принимать куртку – она с трудом приподнялась, схватившись за бортик резервуара, а затем встала во весь рост и, неловко балансируя на ногах, будто на ходулях, оглядела свое тело целиком.

Ну конечно, она была совершенно голой, но часть ее почему-то никак не хотела этого стыдиться. Мора осматривала себя словно чужими глазами и удивлялась.

– Я… я некрасивая? – спросила она.

Рука сама потянулась вверх: прикоснулась к губам, а потом к горлу. Она словно не понимала, как это она заговорила и откуда взялся звук.

– Что ты? Ты просто красавица! Но тебе надо одеться. Так положено.

Парень все протягивал куртку, а сам старательно отводил глаза. Мора смотрела в его лицо – лишенное детской округлости или подростковой несуразности, оно было лицом скорее взрослого, чем ребенка, но черты вызывали недоумение. Слишком крупный рот, нос с горбинкой, широкие угловатые скулы – все вместе они создавали такое странное, ни на что не похожее сочетание, что даже трудно было разобраться, симпатичен этот парень или нет.

Мора привыкла к открытым, скульптурным лицам с ровными, симметричными чертами. У юноши же лицо словно набросал художник в подпитии: левый глаз немного больше правого, рот чуть кривится влево, а эта странная горбинка на носу выглядит так, будто его ломали, а потом он неправильно сросся.

На переделки все это было совсем не похоже. Да и вообще, во внешности этого парня не было и следа знакомой красоты, которая всегда оставалась на лицах тех, кто проходил операции.

– Возьми!

Юноша глянул прямо на нее, залился краской пуще прежнего и сунул куртку прямо в руки. Несмотря на все несуразности и недочеты, лицо Мору на удивление восхитило. Вернее, восхитилась только часть ее – другая вообще не разбиралась, каков из себя этот парень. Эта вторая ее часть приняла куртку и нехотя обернулась ею, как плащом.

Парень бросил на нее косой взгляд:

– Нет, руки нужно просунуть в рукава. Вон туда. Видишь?

Мора уже хотела рассмеяться – и с чего он с ней возится, как с ребенком, который не знает, как одеваться? А потом поняла, что вторая ее половина смеяться совсем не хочет, а вместо этого недоумевает.

– Зачем? – зазвучал ее голос.

Парень снова на нее покосился:

– Ну… Рукава придумали… для рук. Потому они так и называются. Логично? Еще тебе надо застегнуться. Давай помогу.

Он подошел, но глядя мимо, поверх ее плеч. Море хотелось спросить, сколько ему оборотов: на вид он был едва ли старше нее, а парни семнадцати-восемнадцати оборотов от роду никогда не вели себя с девушками так неловко – об этом Море рассказывала Зикка. Но губы не повиновались. Вместо этого она спросила:

– Тебя зовут Рей?

И откуда она знала его имя? Нет, Мора не знала его имени.

Парень кивнул. Он уже застегнул на ней молнию и теперь закатывал рукава. Куртка доставала ей почти до колен.