Ф. Джели Кларк - Хозяева джиннов [сборник litres]

– Суданец? – удивленно спросила она, пытаясь найти паспорт.

– Похоже на то. Мы телеграфировали в Хартум. Посмотрим, что из этого выйдет. Там, наверное, сотня джиннов по имени Сеннар.

«Наверное», – согласилась Фатима про себя. Сеннар – это название города, гряды гор или старого султаната в Южном Судане. Джинны никогда не называют своего истинного имени, используя вместо него названия мест – городов, холмов, гор, рек. Похоже, не имеет значения, сколько джиннов носят одно имя. Каким-то образом они различают друг друга. Она вернулась к паспорту, проверяя подпись, а затем бросила взгляд на пол. Нахмурилась, низко наклонилась и снова присмотрелась к тексту. За ней с любопытством наблюдал Асим:

– Что там?

– Почерк. – Она указала на заклинание. – Он тот же.

– Что? Ты уверена?

Фатима кивнула. Она была уверена. Часть заклинания нанесли на старомаридском, другую – на арабском, но не заметить сходство почерка было невозможно. Оно было написано рукой джинна. Марид использовал обескровливающее заклинание – на себе.

– Суицид? – спросил Асим.

– Чертовски болезненный, – пробормотала следователь. Только в этом не было смысла. Бессмертные себя не убивают. Во всяком случае, она не могла припомнить задокументированных свидетельств подобных случаев.

Ее взгляд обежал апартаменты, пытаясь отыскать хоть какую-то проясняющую деталь. Все здесь было чересчур, как в большей части Азбакеи: привозная парижская мебель, турецкая люстра и другие признаки изобилия. Чувствовалось и личное влияние джинна, украсившего стены мечами в гравированных ножнах, круглыми щитами из растянутой шкуры гиппопотама и широченными шелковыми коврами: коллекция существа, жившего веками. Глаза Фатимы остановились на фреске, достаточно крупной, чтобы занять бо́льшую часть стены. Она была затоплена яркими цветами, изображая замысловатую сцену – могольская, судя по стилю. На фреске были нарисованы гиганты с бивнями, торчащими изо ртов, и телами свирепых тварей. На их коже танцевало пламя, и огненные крылья прорастали из спин.

– Еще джинны? – спросил Асим, проследив ее взгляд.

Фатима подошла к фреске и остановилась прямо перед ней.

– Ифриты, – ответила она.

– О, – сказал Асим. – Рад, что с ними сталкиваться не приходится.

Спору нет. Взрывоопасная раса джиннов, которые обычно избегали людей. Большинство их бессмертных кузенов тоже держали дистанцию. Странно увидеть их в коллекции марида. На фреске ифриты стояли на коленях с распростертыми руками перед широким черным озером. Ниже было вытравлено на джиннском: «Возрождение».

«И что это значит?» – задумалась Фатима. Она провела рукой по загадочному слову, снова надеясь, что прикосновение сможет одарить пониманием. Следователь в задумчивости посмотрела в сторону, и ее взгляд упал на книгу, лежащую на восьмиугольном приставном столике. Увесистый том в переплете из дубленой кожи с геометрическим орнаментом и золочением – древняя мода мамлюков. На обложке было написано: «Китаб аль-Кимья». Эту книгу она знала – учебник алхимии девятого века. Фатиме доводилось читать копию труда в университете, но эта выглядела оригиналом. Агент потянулась вниз, чтобы открыть том на месте, где кто-то оставил закладку, – и замерла. Это была знакомая страница – поиск таквина [104], создание жизни. Но оцепенеть ее заставило другое.

Она присмотрелась к предмету, который перепутала с закладкой, – кусок серебра с ярко-мандариновым отливом. Следователь вынула его, удерживая на вытянутой руке, пока серебряный предмет отблескивал в свете газовых ламп.

Асим ругнулся охрипшим голосом.

– Это то, что я думаю?

Фатима кивнула. Металлическое перо длиной с ее предплечье. По его поверхности шевелились и корчились, словно живые, смутные линии огненного текста.

– Святой язык, – выдохнул Асим.

– Святой язык, – подтвердила она.

– Но это означает, что оно принадлежит…

– Ангелу, – закончила за него Фатима.

Она нахмурилась еще сильнее. «Ради всех миров, – думала она, – зачем джинну понадобилась одна из этих штук?»

Фатима устроилась на сиденье с красной подушкой в автоматической повозке, несущейся по узким улицам. Помимо залитого газовым светом рынка и булавочных огоньков на возвышающихся причальных мачтах, где каждый час отправлялись и прибывали дирижабли, бо́льшая часть Каира спала. Пальцы следователя играли львиноголовым набалдашником трости, пока агент наблюдала за воздушными трамваями, которые двигались высоко над городом, вспыхивая в ночи сверкающим электричеством вдоль линий. Повозка Фатимы проехала мимо одинокого мужчины на шаткой телеге, запряженной осликом. Он пустил животину медленной рысью, словно бросая вызов современности вокруг него.

– Еще одно нападение проклятых гулей! – воскликнул Асим. Инспектор сидел напротив, просматривая несколько телеграмм. – Странно. Они никого не убили – только забрали. Схватили и тут же сбежали.

Фатима подняла глаза. Это действительно было странным. Гули питались живыми. Их жертв обычно находили наполовину поглощенными. Похищать людей не в их привычках.

– Их нашли?

– Нет, это произошло прямо перед полуночью, – он скривился. – Ты не думаешь, что они приберегли их… для следующей трапезы?

Фатиме не хотелось об этом думать.

– Уверена, люди министерства уже занимаются этим делом.

Инспектор вздохнул, сложил бумаги и откинулся на сиденье.

– Весь город разваливается, – пробормотал он. – Джинны. Гули. Чародеи. Ни разу об этом не волновался во времена деда. Спасибо тебе, аль-Джахиз.

Последние слова были насмешкой, каирским жаргоном, употребляемым с похвалой, сарказмом или гневом. Как еще вспоминать аль-Джахиза, знаменитого суданского изобретателя и мистика? Некоторые считали его тем самым средневековым мыслителем из Басры, перерожденным или перенесшимся во времени. Суфии утверждали, что он провозвестник Махди; копты полагали предвестником апокалипсиса. Был ли он гением, святым или безумцем – никто не мог отрицать, что он потряс мир.

Именно аль-Джахиз, с помощью мистицизма и машин, пробурил дыру в Каф, измерение джиннов. Цель его поступка – любопытство, озорство или злоба – осталась неизвестной. Позже он исчез, забрав свои невероятные машины с собой. Говорили, что даже сейчас он путешествовал по множеству миров, сея хаос, куда бы ни направился.

С тех пор прошло чуть больше сорока лет. Фатима родилась в мире, который оставил аль-Джахиз: мире, трансформированном магией и сверхъестественным. Эта эпоха принадлежала джиннам в особенности, их любовь к созиданию произвела несчетное количество чудес. Египет был теперь одной из великих держав, а Каир – его пульсирующим сердцем.