Оливия Штерн - Князь моих запретных снов [litres]

В первое мгновение я онемела, а потом поняла, что стремительно краснею, даже щеки защипало. Так всегда бывало, когда к ним приливала лишняя кровь. Ригерт Шезми молчал и внимательно смотрел на меня, а я… прикусила губу. Я не знала, что ему ответить.

Сказать, что не принимала снадобье и провалилась в снах к князю Долины?

Что он со мной занимался, учил читать, писать и считать? Рассказывал истории королевств? Научил видеть и ценить красоту, что вокруг нас? Приходил в мою комнату, и мы убегали к морю, и он меня целовал?

Слишком сладкая тайна, чтобы ей делиться с кем-то еще, и воспоминания, словно прикосновения перышком к обнаженной коже, такие трепетные, легкие и будоражащие кровь. Мое тело… оно помнило. Обжигающие прикосновения, его объятия, когда между нами лишь одежда. Ту предательскую слабость, от которой подгибаются ноги, и ту уверенность, когда знаешь, что он не даст упасть, удержит, крепко прижимая к себе.

А еще Винсент запретил рассказывать о нас, потому что это было слишком опасно для всех. В том числе для тех, кто ненароком узнает.

Я мотнула головой и торопливо заморгала, прогоняя прочь непрошеные слезы.

– Ильса, – едва слышно проговорил Ригерт, – девочка… я просто боюсь за тебя. Я… ничего не навязываю, но ты пойми…

Похоже, все мои мысли были написаны у меня на лбу, и наставник с легкостью их читал. Что ему ответить?

Хрустального шара с домиком внутри больше нет.

И, похоже, больше никогда князь Долины не сможет прийти ко мне. Так что…

– Ничего нет, – всхлипнув, выдохнула я, – ничего…

Теперь и правда ничего не было. И осознание этого оказалось настолько болезненным, что я съежилась под одеялом, повернулась на бок, отворачиваясь от Ригерта.

– Ильса.

Легкое прикосновение к плечу.

– Послушай…

Наверное, он все понял, даже без моих объяснений. И потому счел нужным предупредить:

– Это очень опасно, понимаешь? Вам еще не говорили толком о нем, но князь Долины принадлежит духу Сонной немочи. Мы так до сих пор и не знаем, сколько столетий он там, человек ли, да и был ли человеком. Но то, что мы услышали там с тобой… помнишь? Дух сказал, что боль восстанавливает силы князя. Это так. Подумай о том, скольких он убил. Подумай и о том, что в один прекрасный миг он тобой наиграется и тоже убьет.

Я промолчала и закрыла глаза. Не хотелось ни видеть, ни слышать наставника. Наиграется? Убьет? Что за глупости. Он специально это говорит. Винсент… совершенно не похоже, что он со мной игрался. Или все так и было, а я не понимала? Я окончательно запуталась. Но вместе с тем не удержалась и пробормотала:

– Почему вы не знаете, сколько ему лет? Это же брат Флавии, бывший владелец этого замка…

– Я в этом не уверен, – тихо сказал Шезми. – Нигде не сохранилось портретов ни Флавии, ни ее брата. Он мог лгать тебе, Ильса, если только ты с ним прежде разговаривала.

Разговаривала… Не только разговаривала, но ни капельки в этом не раскаиваюсь. Я лежала на боку, все ждала, когда же Ригерт уйдет, но он почему-то не торопился. Молчал, словно ждал от меня чего-то.

– Если, как вы говорите, князь играет нами, почему тогда он нас спас? – прошептала я.

– Потому что чем больше доверия, тем больнее потом, – уверенно ответил Шезми. – Такова его природа.

И неведомо, до чего бы мы договорились, но я услышала торопливые шаги Фелиции, она всегда ступала тяжело и немного шаркала одной ногой.

– Так, что тут у нас? – весело поинтересовалась она. – Мастер, не утомляйте девочку. Ей и так досталось.

– А мне что, не досталось? – буркнул Ригерт и заскрипел стулом, поднимаясь на ноги.

Я не стала оборачиваться, сделала вид, что заснула.

– Шли бы вы к себе, – проворчала Фелиция. – Она и без того плохо восстанавливается. Укус хорши та еще гадость.

– Ильса? – Он склонился надо мной, и мне больших усилий стоило, чтобы не разреветься, уткнувшись носом в подушку. Все то, о чем говорил Ригерт, словно разбередило едва затянувшуюся рану. – Отдыхай, – услышала тихое, – но все же подумай… обо всем. Не беспокойся, я никому ничего не скажу.

– Нечего говорить, – хрипло выдохнула я, – совершенно нечего.

И это могло стать чистой правдой.

Ригерт ушел, а Фелиция снова занялась мной. Она решила поменять повязку на плече, бинты присохли к краям раны, пришлось отмачивать. Потом она перебинтовала мне запястья, ее пухлые пальцы ловко порхали, управляясь с полосками чистого полотна. Я, уже по привычке, прикрывала глаза, чтобы не видеть болячку у нее на руке. От одного вида постоянно трескающейся коричневой корки меня начинало подташнивать. И почему Фелиция не забинтует ее? Настолько привыкла? Но раньше… ничего такого я не замечала.

– Вечереет, – бодро сказала женщина. – Кто сегодня у тебя дежурит?

Я пожала плечами.

– Может быть, Альберт?

Полные губы Фелиции растянулись в улыбке.

– Хороший мальчик. Он тебе нравится?

– Нравится.

– Я, когда на него смотрю, молодость вспоминаю, – голос лекарши сделался сладким до приторного, – конфетка, а не мальчик. Если понадобится снадобье от беременности, ты знаешь, у кого его брать.

– Спасибо, – я покорно кивнула, не желая ее разубеждать ни в чем. Пусть себе.

Мы были совершенно одни в лекарской палате. Я сидела, опираясь спиной об изголовье. Сквозь окно на пол падали розоватые лучи заходящего солнца, рисуя светлую дорожку по серому камню. Фелиция, подхватив таз с водой и старыми бинтами, направилась к выходу и там едва не столкнулась с мастером Бристом. Шустро шмыгнула в сторону, потому что Брист вошел широким шагом, ворвался, подобно темному вихрю. За ним процокала каблуками миниатюрная женщина средних лет, одетая роскошно, даже немного вульгарно. Я никогда не понимала, как можно носить платья с таким глубоким вырезом, что, казалось, грудь сейчас из него вывалится.

Я непонимающе уставилась на Бриста: мужчина улыбался, темные глаза довольно блестели. В общем, он имел такой вид, как будто только что проделал весьма важную и нужную работу. Или вырезал из дерева очередную спинку для стула.

– Ильса, – сказал он, продолжая улыбаться, – угадай, кого я к тебе привел?

И небрежным жестом пригладил седоватые волосы.

Оба они – наставник и незнакомка – остановились у моей кровати. Я мазнула взглядом по женщине. Роскошная, конечно, дамочка: в темно-синем бархате и кружевах, на каждом пальце по драгоценному перстню. И черные волосы уложены в сложную прическу, только тщательно завитые локоны по бокам обрамляют красивое породистое лицо. Аристократка, тут не ошибешься. Но зачем она здесь? Новая целительница? Так вроде бы не помираю…

Я пожала плечами, глядя на Бриста. И высказала предположение:

– Это новая целительница, мастер Брист?