Оливия Штерн - Князь моих запретных снов [litres]

– Я решил, что у меня получится выманить Урм-аша в наш мир, – сказал Винсент помертвевшим голосом. – Я рассказал о своих планах Флавии. Она ведь была единственным человеком, кому я мог доверить абсолютно все. Не было никого ближе, чем сестра. Родители умерли рано, мы росли вдвоем… В общем, я поделился своими планами с Флавией, и она решила мне помочь. К тому времени мы оба стали сноходцами, а Флавия к тому же уже потеряла невинность. У нее были мужчины. И она сказала, что возьмет на себя задачу выманить Урм-аша, жадного до красивых тел. А я буду должен его убить, отдав свою частицу духа Пробуждения и приманив тем самым самого духа. Если бы они соприкоснулись, то попросту бы друг друга уничтожили. Не стало бы Сонной немочи, но и Энне-аш бы тоже исчез. Ну вот…

Он умолк, слепо глядя в небо, а у меня сердце рвалось на части. Я принялась пальцами разглаживать морщины на лице Винсента – меж бровей, в углах губ, которыми он меня так сладко целовал.

– И все пошло не так, как я планировал, – едва слышно шепнул он. – Понимаешь, Ильсара, Флавия собиралась соблазнить алчного духа и выманить его. А в итоге он соблазнил ее, она ведь была по сути молодой и довольно наивной девочкой. Он предложил ей власть и бессмертие, вот так, легко, по щелчку пальцев. И обманул. Пригласил в Долину Сна и оставил у себя как игрушку. Я тогда пошел за ней, но Урм-аш меня ждал, поскольку Флавия ему все выболтала о наших планах. И в итоге… Знаешь, Ильса, сейчас мне так же больно, как тогда, а ведь это было так давно. Мы стояли перед духом в его царстве и были совершенно бессильны. Он тогда задал мне вопрос. Мне, Ильса, не ей. Он спросил: «Чью жизнь я должен оставить – твою или ее?» И я, как самый последний трус, попросил оставить жизнь мне. Я пожертвовал сестрой только ради того, чтобы остаться жить самому. Тогда Урм-аш покинул тело того несчастного – оно сразу же обратилось в прах – и вошел в тело моей сестры. Она знала, что с ней происходит, кричала, умоляла, проклинала…

Он повернулся и впился в меня взглядом.

– Ну, что теперь скажешь, Ильсара?

Я покачала головой. Слов… их не было, совсем. Но даже зная, что Винсент пожертвовал сестрой, чтобы спасти себя, я по-прежнему не видела в нем чудовище.

– Молчишь. – Он усмехнулся. – Теперь ты знаешь, что я – трус и предатель. Я должен был просить отпустить Флавию, да… но в тот миг мне очень хотелось жить. Я не хотел умирать, хотя это и не оправдание. В общем… после этого, как ты понимаешь, я уже не мог ее бросить там одну. И я остался. Потом, со временем, я стал замечать, что, похоже, дух постепенно сливается с душой Флавии. Я выторговал у нее право на некоторые жизни в Долине Сна и таким образом все-таки принес пользу людям. Теперь некоторые из тех, кого угораздило попасть в Долину, еще могут вернуться, Флавия соблюдает наш с ней договор. Все-таки иногда она по-прежнему бывает собой.

Он снова умолк, глядя на звездное небо, упрямо сжимая губы. Я знала, что сейчас у него перед глазами проносятся картины прошлого, и… все еще не знала, что сказать.

А потом все же спросила:

– Сколько лет ты провел в Долине?

Винсент, не глядя на меня, пожал плечами.

– Наверное, лет триста. Или чуть меньше. Я не считал, милая.

– А сколько жизней ты спас от духа Сонной немочи, сидя там?

– Их я тоже не считал. – Он с силой провел пальцами по волосам, отбрасывая их назад. – Какая разница? Видишь ли, мне там самое место… А вот теперь я не знаю, как быть, потому что, если ты меня все-таки ждешь… или больше не ждешь?

Он по-прежнему не смотрел на меня, куда-то вбок. А мне… Великие Все! Как мне было больно видеть его таким. И в то же время писклявый голосок твердил: он предал один раз, точно так же предаст и тебя.

Но ведь… не предал? Он меня спасал не единожды и уже расплатился за это. Я видела его в крови, и это не было сном. Можно ли верить Винсенту? Стал ли он другим за годы, проведенные в Долине? Возможно, он давно уже искупил свою вину?

– Все еще жду, – одними губами произнесла я. – Я тебя уже полюбила. Слова ничего не изменят.

Он дернулся так, словно я его ударила. Затем обессиленно откинулся на черепицу и закрыл глаза.

– Это слишком щедрый подарок для меня, Ильса. Но не нужно делать его из жалости, это еще хуже.

Я покачала головой.

– Не жалость, Винсент. Вернее, мне тебя жаль, но это… не то. Наверное, все ошибаются хоть раз в жизни. И пугаются тоже все…

– Мне снова придется выбирать, – тускло произнес он. – Или мы больше никогда не встретимся, или… мне придется еще раз предать свою сестру и убить ее теперь уже по-настоящему. Просто так она меня не отпустит.

Я обхватила руками голову. Как же сложно… И все так запутанно и непонятно. Ясно лишь одно: рядом со мной сидит человек, чьи добрые поступки наверняка перевешивали грехи его прошлого. Он спасал жизни. И я этому человеку верила.

– Что от нее осталось, от Флавии? – прошептала я, наклоняясь к его лицу. – Возможно, там уже и убивать нечего?

– Еще осталось, – выдохнул он тяжело. – Временами как будто всплывает на поверхность, и тогда… ей больно, Ильсара. И, что самое плохое, она меня простила. И любит так, словно я по-прежнему ее брат.

– Тогда тебе в самом деле придется еще раз сделать выбор, – твердо произнесла я, глядя в серебряные глаза князя. – Вернуться в мир живых или остаться с Флавией навсегда.

…Мы возвращались молча. Ни слова он не сказал мне ни о том, что решил, ни о своих чувствах. Как будто что-то сломалось меж нами и ранило острыми осколками, полосуя, причиняя едкую боль. Уже перед выходом из потайного хода Винсент осторожно взял меня за руку, поднес к губам мое запястье.

– Прости, – сказал он. – Я бы хотел быть для тебя лучшим.

«Но ты и есть лучший!» – словно взорвалось внутри.

А вслух… я промолчала почему-то. Испугалась себя саму.

– Мне нужно подумать, – Винсент привлек меня к себе, – я не могу просто так взять и убить сестру. Еще раз убить. Возможно, есть другой выход. И ты подумай…

– Если ты полагаешь, что должен быть рядом с Флавией, не приходи больше, – слова давались мучительно, почти обдирая горло.

– Да, ты права. Так будет лучше для всех.

Он едва слышно вздохнул, отпустил мою руку, шагнул назад.

«Винсент! – вопила моя любовь. – Не уходи!»

Но… Он в самом деле должен принять решение. Пока решение не принято, я ровным счетом ничего не смогу изменить для нас. В конце концов, я не вправе решать, что ему делать с тем, что осталось от любимой и преданной им сестры. Поэтому я сказала:

– Я все равно буду тебя ждать. Даже когда состарюсь.

И выскользнула в образовавшуюся щель, пытаясь унять колотящееся сердце. Темная спальня плыла перед глазами, еще немного, и я разрыдаюсь. Под ребрами невыносимо жгло. Словно туда набросали углей. Так что, выходит, любовь – она именно такая? Через боль и на разрыв?