Джим Батчер - Поле Битвы

Ее ненависть кипела в тлеющем сиянии Ока, в свете пожаров разрушения, которые она принесла в мой город, силой гораздо более древней, глубокой и смертоносной, чем я когда-либо знал. По сравнению с этой силой, многочисленные ряды фоморов вокруг нее казались такими же хрупкими и недолговечными, как мимолетные тени.

Я оторвал от нее свой взгляд.

Баттерс тоже пялился на Этниу. Он сжимал пустую рукоять Фиделаккиуса обеими руками с побелевшими костяшками.

Я толкнула его локтем, и он дернул подбородком в мою сторону, его лицо было бледным.

— Теперь армия уже не выглядит такой страшной, правда? — осведомился я.

Мгновение он смотрел на меня. Затем его губы раздвинулись в неприятной болезненной улыбке и он сделал несколько неуверенных выдохов, которые в этот момент были ближайшим аналогом смеха.

— Хех. Хе, хе, хе. Хе-хе.

Двигаясь синхронно, Мэб и Этниу выступили вперед.

— Стой позади меня, — прошептала Мэб, когда смертоносное присутствие единорога проскользнуло между Баттерсом и мной и заняло позицию между нами и Этниу. — Будь готов.

Я в точности знал, насколько пугающей была Мэб.

Я хочу сказать, я чувствовала себя довольно таки потрясающе, наблюдая, как этот жуткий единорог расставляет ноги, как будто он намеревался устоять на земле перед надвигающимся поездом, становясь между этой угрозой и нами. Мэб вздернула подбородок перед Этниу и подняла свою тонкую бледную руку.

Ее голос пронесся над землей, резкий и угрожающий, как внезапный треск ледника.

— Стой, карга. Дальше ты не пройдешь.

Этниу встретила это заявление секундным молчанием и неподвижностью.

Затем она просто улыбнулась и шагнула ближе.

Два чудовища смотрели друг на друга в течение бесконечного удара сердца, прежде чем пульсация голоса Этниу прокатилась сквозь воздух, болезненно вибрируя в моих костях, заставляя мои зубы неприятно гудеть.

— Ты начинала хнычущей смертной, — ответила Этниу. Ее голос звучал так же громко внутри моей голове, как и снаружи, наполненный абсолютной неоспоримой силой. Когда этот голос вещал, сама реальность склонялась, чтобы ему соответствовать. — И ты закончишь так же. Как бы ты ни была сильна, ты пришла из более юного мира. Более слабого мира.

— Мира, который оставил тебя позади, — сказала Мэб, насмешка звенела вызовом силе перед ней.

Этниу сделала еще один шаг вперед, ее глаз запылал ярче, теперь венчая ее голову алым светом.

— Вероломная маленькая ведьма. Та, кто не склонился перед моим отцом. Ты склонишься передо мной или встретишь взгляд Ока.

Мэб исполняла роль из моей книги.

Она запрокинула голову и рассмеялась.

Это был серебристый звук, который каким-то образом нарушил тишину и близость ночи. В этом смехе звенело презрение и неподдельное веселье — холодное, чуждое веселье паука. От этого смеха войска фоморов внезапно начали хвататься за головы. Их ряды дрогнули, когда тяжело вооруженные солдаты побросали свое оружие в попытках обхватить длинными руками свои заключенные в шлемы черепа.

— Ты не слишком хорошо меня знаешь, — сказала Мэб, и в ее голосе все еще слышался этот раздирающий уши смех, — не так ли?

Этниу сделала еще один угрожающий шаг вперед.

— Твой жалкий союз бросил тебя или ждет своей смерти. От твоих телохранителей осталась лишь пара зверей. А смертные прибудут тогда, когда им останется лишь оплакать своих усопших.

Баттерс ахнул от силы, прозвучавшей в этом голосе, и сделал шаг в сторону. Из одной его ноздри начала сочиться кровь. Я схватил его за плечо и оттащил еще немного в тень Мэб и единорога.

— Гарри, — отрывисто прошептал он. — Какого черта мы все еще здесь находимся? Нас не должно быть здесь.

Я чувствовал абсолютно то же самое. Это были силы, более древние, чем современный мир Чикаго, существа, которые видели годы, прошедшие за пределами воображения простых смертных, засвидетельствовавшие события из мифов и легенд своими собственными глазами. Для них эта ночь была просто перестрелкой, а не крупным апокалипсисом столичного масштаба. Десятки тысяч людей уже погибли сегодня вечером. За ними могут последовать еще сотни тысяч.

И моя дочь была где-то там, позади меня

Страх и ярость, которые я держал в себе весь вечер, сосредоточенные вокруг этой маленькой фигурки, вероятно, спящей в безопасной комнате в доме Майкла, мерцали совсем крошечными искорками. Эти искры нашли достаточно горючего и начала полыхать во мне, как крошечная звезда.

Мэгги.

Эта сука не посмеет обидеть мою маленькую девочку.

И с этим проблеском знания, пробуждением воли внутри меня, нож у моего бедра затрепетал медленным, ровным, тихим пульсом.

Это заняло один удар сердца.

— Спокойно, — зарычал я. — Мы именно там, где и должны быть.

Этниу продолжала идти вперед, ее огромная фигура делала шаги, по сравнению с которыми мои были бы похожи на семенящие шажки малыша.

— Уступи! — взревела она и от этой силы юбка боевой кольчуги Мэб взметнулась назад вместе с неоправданно шелковистыми гривой и хвостом единорога, а также окровавленными звездными волосами Мэб. — Склонись!

Сила воли, которая сконцентрировалась на Мэб в этом слове, была настолько плотной, что я подумал, будто она собирается что-то сломать. Например, Вселенную. Это была сфера чистого психического давления такой мощи, что я знал, будь подобное направлено на меня, оно бы это сжало мой разум во что-то слишком плотное и инертное, чтобы функционировать, как крошечный алмаз, образованный из сдавленного угля.

Я тот, кого вы могли бы назвать оппозиционным вызовом авторитарным фигурам. Кто-то, кто не всегда делает то, что ему говорят. Может быть, даже немного смутьян.

Эта воля раздавила бы мою, расплющила бы в лепешку.

Время шло.

Дело было не в слабости или силе. Это было просто могущество, на несколько порядков превосходящее мою способность сопротивляться. Сила этой воли даже не была направлена на меня, а я изо всех сил старался не упасть на колени и не молить о прощении перед лицом этой ужасающей ярости.

У Баттерса был прекрасно организованный ум, но он не был обучен ментальной защите, как я. Он всхлипнул от полного отчаяния и рухнул бы, если бы я не держал его за плечо. Я опустился на колено рядом с ним, поддерживая его, когда он покачнулся, все его тело жестоко тряслось.

Кроме одной руки. Той, что непоколебимо держала Меч.

Я понятия не имею, какую силу Мэб получила, какие знания она приобрела, какой опыт она пережила или какие жертвы она принесла, чтобы быть способной бросить вызов абсолютной силе воли Титана.

Но хотя ее плечи сгибались, словно под огромным весом, хотя Зимний единорог шатался под ней, Мэб была Мэб. Она успокоила зверя, и выражение ее лица превратилось в холодную, неподвижную маску. Она сделала глубокий вдох, едва различимый в воздухе, сжатом волей Титана, и просто сказала: