Джим Батчер - Поле Битвы

Я оглянулся через плечо и поймал бешеный взгляд короля Корба, держащего посох из чего-то похожего на коралл, который указывал пальцем на землю перед нами, и пронзительно кричал.

Тут я осознал, что проблема обладания всей этой силой заключалась в том, что враг тоже имел возможность ею распоряжаться.

Земля перед нами внезапно потемнела. Единорог попытался выгнуться и избежать западни, но Корб выбрал момент идеально, а зверь двигался слишком быстро.

Я вложил всю свою волю в защитный браслет, преобразуя щит в плотную сферу вокруг нас с Баттерсом.

Единорог влетел в участок темной почвы и погрузился в нее, будто она была жидкой. Соленая морская вода смешалась с землей, превратив ее в нечто близкое к зыбучим пескам, резко остановив движение единорога, а мы с Баттерсом перелетели через его голову, кубарем покатившись по земле впереди.

Мы неслись прямо на Колумбус, подскакивая, как пушечное ядро. Если мы врежемся в бетонную стену на верхнем уровне парка, нас размажет по внутренней стороне моего щита, поэтому я начал покрывать на его внутреннюю часть кинетическими слоями и позволять внешним слоям быть сорванными нашими ударами о землю, замедляя нас и рассеивая энергию движения в виде тепла. Мы оставили след отскакивающего шара на выжженной земле и бетоне, и к тому времени, когда мы ударились о стену, мы потеряли достаточно инерции, чтобы это оказалось не многим хуже, чем умеренная дорожная авария — то есть было громко, страшно и больно, но мы выжили.

Мы с Баттерсом остались лежать на тротуаре у бетонной стены, одни в тылу врага.

А еще мы смотрели прямо на Слухача и взвод его водолазок, не более чем в пятидесяти футах, управлявших несколькими пехотными минометами и имевших достаточно пушек, чтобы вторгнуться в Техас.

Слухач и я пришли в движение одновременно.

Он вскинул пистолет.

Я выбросил руку в сторону земли и прорычал: «Forzare!»

Я намеревался использовать заклинание, как бульдозер и взрыхлить землю между нами. Но я все еще не привык к этим штучкам с магическим турбонаддувом.

Упс.

Энергия, которую я послал, образовала насыпь — а затем она продолжала толкать и наращивать ее, подобно блуждающей волне на северном берегу Гавайев. Наверное восемнадцать или двадцать тонн земли обрушились на Слухача с его людьми и завалили их.

И в то же время что-то ударило меня в живот с левой стороны, прямо под плавающие ребра, и вышибло из меня дух. Вся левая сторона моего живота внезапно стала влажной.

«Гарри!» закричал мысленный голос Молли, полный тревоги.

Я почувствовал на себе пристальный взгляд Титана, когда ее голова повернулась ко мне, как пулеметная башня, а ее черты, и само ее присутствие наполнились чистой яростью.

Мне удалось не испачкать нижнее белье, и я едва перевел дыхание, когда Этниу пинком смела паникующего осьмиконга со своего пути и начала шагать ко мне.

— Боже правый, — ахнул Баттерс. Он склонился надо мной и разорвал мою рубашку. Его глаза расширились, когда он уставился на меня сверху вниз; затем он бросил взгляд через плечо на Титана, которая быстро приближалась.

Баттерс притянул мои руки к тому месту, где я почувствовал удар, и прижал их.

— Держи их там, Гарри. Не ослабляй нажима. Я скоро вернусь.

Затем коротышка поднялся и, на трясущихся ногах, с пепельным лицом, встал между мной и проклятым Титаном.

Я почувствовал, как мои зубы ощерились в волчьей ухмылке. Черт возьми. Если у Баттерса получится, я смогу выполнить свою часть. Я набрал в легкие достаточно воздуха и сконцентрировал волю, наполяя свой голос Властью.

— Титания, — прохрипел я. — Я призываю тебя.

Быть может, полдюжины пехотинцев в броне вокруг Этниу, растерянные и озирающиеся, почувствовали ее намерение и устремились вперед, как гончие по следу.

Я с трудом перевел дух и удержал руки там, куда их положил Баттерс.

Баттерс поднял Фиделаккиус и зажег клинок с гулом хора ангельской ярости.

— Титания! — проскрежетал я, уже громче. Имя отдалось странным эхом, или мне так показалось. — Я призываю тебя!

Первые из тяжелобронированных обезьяноруких солдат добрались до Баттерса.

И маленький парень напихал им полные задницы джедайских огурцов.

Фиделаккиус срезал половину оружия первого солдата вместе с частью его руки. Второй удар разрубил тяжелый щит солдата надвое вместе с остальным телом, и его части попадали в разные стороны. Остальные пятеро замешкались — и Баттерс ворвался в их группу, как человек-кухонный комбайн, поразив еще троих за меньшее время, чем потребовалось бы, чтобы назвать его имя.

Этниу приближалась, выкрикивая что-то на языке, которого я не понимал. Она схватила за голень труп одного из моих добровольцев, участвовавших в предыдущей схватке, и швырнула его вниз на Баттерса и его оставшихся противников, снеся всех троих со своего пути.

Но коротышка успел купить мне достаточно времени.

Я с хрипом втянул в себя третий вздох, когда пламя в Оке начало разгораться, влил волю в свой голос и выкрикнул:

— ТИТАНИЯ! Я ПРИЗЫВАЮ ТЕБЯ!

В лучшие дни Титания меня не жаловала.

Ее трудно в этом винить, ведь я убил ее дитя.

Поэтому, когда я завершил призыв, без какого-либо контроля над существом, которое я вызывал, я определенно не ждал от нее роз и шоколада.

Не ожидал я и удара молнии.

Но что поделать.

Раздался громкий звук, вспышка света, разряд прошел по моему телу, словно брызги замерзшего огня. И следующее, что я помню, это то, что я лежу на спине, хрипя, а вокруг меня сыплются куски бетона и прочие обломки. Я предпринял попытку встать, и мне даже показалось, что мои ноги и плечи дернулись. Но кроме этого, ничего особенного не произошло.

Некоторое время вся моя жизнь представляла собой статические помехи, ожидая, когда к моему мозгу вновь начнет возвращаться восприятие. Следующим, что я смог понять, был Баттерс, который помог мне сесть и сказал что-то вроде:

— ... к счастью, пуля не пробила брюшную стенку. Молния удачно прижгла рану, иначе ты бы все еще истекал кровью.

— Повезло же мне, — просипел я. Я бросил взгляд на свою оголенную грудь. Я увидел много крови и что-то похожее на ужасный ожог по всей горизонтальной длине плоти под ребрами с левой стороны, смутно напоминающий раскидистые ветви дерева или, может быть, волнообразные узоры на песке. По крайней мере останется клевый шрам. Все мои чувства были заглушены нечетким статическим белым шумом, и я был благодарен за обезболивающее, которым снабжала меня Зимняя мантия.

Я не чувствовал этого, но знал, что мое тело принимает на себя ужасные удары. В то время как я мог продолжать гнать его вперед, такие вещи все равно брали свое. У меня все еще были пределы, даже если я их не чувствовал. Если я не буду иметь это ввиду, я вполне могу загнать себя в могилу.