Джим Батчер - Поле Битвы

Он отошел от меня на несколько ярдов и замолчал, наблюдая за темными тенями.

Я собирался сказать в ответ что-то о языке и помеле, но вместо этого я замолчал, собрал часть своей силы и сформировал из нее самую мягкую, самую слабую завесу, какую только мог, вокруг себя. Если в ней будет слишком много силы, Этниу может заметить движение энергий.

Теперь она была ранена. Рыскающая. Опасная. Яростная. Испуганная.

Как одна из нас.

Она будет сосредоточена на возвращении Ока, сосредоточена на укреплении его мощи, на уничтожении своих врагов, которые были всеми нами, навсегда.

Я не буду иметь значения, если не встану между ней и Оком.

Поэтому я стоял неподвижно и молча, позволяя туману битвы и более тонкому усилию воли сгуститься вокруг меня. И ждал.

Это не заняло много времени.

Этниу спустилась по склону на четвереньках, ползя с совершенной грацией на искалеченных конечностях, как раненый паук, держась на обрубке руки так легко, словно родилась такой. Ее опаленное лицо... своего рода кипело, испуская густой туман или пар, пока ее тело боролось с ранами, нанесенными Одином.

Ее глаз остановился на Марконе и у нее вырвался низкий, хихикающий выдох.

— Смертный, возомнивший себя повелителем, — проурчала Титан.

— Дура, — ответил Марконе вместо приветствия, его голос был вежливым и звучал громко.

— Что? — удивилась Этниу.

— Если бы вы были разумны, — сообщил Марконе, — вы бы проявили сдержанность. Вы бы поднялись из воды без всякого предупреждения. Вы бы обрушили на город волну расходных войск, снесли бы одно-два здания и вернулись в море, чтобы посмотреть, как развернется хаос.

Он покачал головой.

— Я просто никогда не пойму, почему некоторые люди чувствуют потребность доказывать свою правоту перед своими врагами. Это так по-детски.

Я моргнул.

Неужели Марконе... издевался над ней?

— Отдай то, что принадлежит мне, смертный, — прорычала Этниу. — И я убью тебя быстро.

— Ваши навыки ведения переговоров, похоже, тоже оставляют желать лучшего, — добавил Марконе.

Позади нас, со стороны парка, раздалась серия ревущих взрывов. Возможно магических.

Я был идиотом. Истощенным, напуганным идиотом. Марконе ничего не делает просто так.

Он обеспечивал мне прикрытие.

Поэтому я начинал двигаться всякий раз, когда они говорили, так мягко и тихо, как только мог. Получалось не так тихо, как обычно. Просто я была слишком избит. Даже сейчас, я не чувствую боли, точно. Большая часть моего тела, по-видимому просто не понимала, что, черт возьми, происходит. В одно мгновение было слишком жарко, в следующее холодно, и казалось, что все движется не совсем правильно, поэтому мое равновесие продолжало шататься. Зимняя мантия была натянута до пределов. Или, вернее, она тянула меня к своим.

Мне казалось, что я подобрался к Концу Игры ближе, чем раньше.

— Ты никто, — сказала Титан. — Ты ничто. Просто животное. Животное, близкое к вершине своего класса в одном маленьком мире.

— И тем не менее, я хожу там, где хочу, — ответил Марконе. — Я сплю где и когда мне заблагорассудится. Я ем, когда голоден. Я выбираю, что делать со своей жизнью. Я свободен.

Я придвинулся ближе.

— А кто же вы? — в свою очередь задал вопрос Марконе, его голос вызывающе звенел. — Дочь, которую не любил ее чудовищный отец? Проданная и выменянная, словно лошадь? Прятавшаяся в темной пещере со своими бесполезными прихлебателями на протяжении тысячелетий? И теперь размахивающая папочкиной пушкой.

Он покачал головой и подбросил Око в руке.

— Похоже, в наши дни лучше быть смертным, чем Титаном.

Она подползла ближе, дрожа от напряжения.

— Отдай мне, — вскипела она, — Око.

Марконе смотрел на Титана и, казалось, подбирал слова, как хирург-свои инструменты.

— Будь хорошей девочкой, — произнес он. — Пойди и возьми его.

С выражением абсолютно безразличного презрения он бросил тусклое Око через плечо в воды озера Мичиган.

Которое немедленно забурлило.

Я был близко.

Титан обнажила зубы в омерзительной гримасе, разъяренная до такой степени, что не могла издать ни звука, она набросилась на него, не пытаясь больше разговаривать.

Под моей лодыжкой покатился камешек.

Ни секунды не колеблясь, Этниу развернулась и здоровой рукой швырнула камень в меня.

Я смотрел, как он летит, и чувствовал себя полным придурком. У Этниу не было причин говорить с Марконе. Она знала, что я был где-то неподалеку, но она не знала где именно. Поэтому она использовала легкий звук моих собственных движений, чтобы определить мое местоположение. Камешка оказалось достаточно, чтобы выдать меня.

Но Марконе ударил ее в самое больное место — в ее чувства. То, что он сказал, было достаточно дерзким, достаточно неуважительным, чтобы привести ее в бешенство. Она могла бы метнуть в меня этот камень осторожно, как дротик, попасть мне по голове, и все. Но она так не сделала. Она бросила его сильно, с размахом, как питчер высшей лиги, ее ярость выдала движение, так что у меня было мгновение, чтобы противостоять ей.

Я повернулся плечом к камню, и он ударил меня, словно кувалда.

Мой плащ остановил большую часть удара, а значит все, что я заработал, была сломанная рука. Левая, посередине предплечья. Камень разлетелся вдребезги, и пусть плащ сохранил мне жизнь, я все еще чувствовал себя так, будто меня лягнула особенно мощная и враждебная лошадь.

Я с криком упал.

Мое тело ощущалось автомобилем, который не желал заводиться, а конечности наполнились сокрушительной усталостью. Плата, которую ночь возложила на меня, становилась физически невыносимой. Я хлопнул рукой по земле, чтобы подняться, или попытался. Фактические движения моего тела казались намного слабее, чем я предполагал. Но я оказался на ногах как раз в тот момент, когда Титан скользнула по камням к Марконе.

В руке барона блеснула сталь. Лезвие около четырех дюймов, черная композитная рукоятка, современный водолазный нож, очень простой. Совсем не эпический и не апокалиптический.

Марконе пырнул ее. Ребенок лучше справился бы с профессиональным борцом.

Здоровая рука Этниу размылась. Она схватила его за горло, приподняла без видимого усилия, слегка дернула рукой, немного повернула и сломала ему шею.

Я видел, как Марконе дернулся и обмяк.

Она встала на колено, опустила здоровую ногу в кипящую воду и отбросила труп, как пустую пивную банку.

Барон Чикаго упал на камни, изломанный и безжизненный.

С поля боя позади нас донесся рев.

Голубой луч света, поднимающийся в ночь, как зыбкий, сияющий лунный свет, над сражающимися силами Зимней Леди, мерцал и тускнел.

Этниу издала булькающий, почти недоверчивый смешок. Затем она, как зверь, бросилась в бурлящую воду и заскользила под ней. Я видел, как она протягивает руку к светочу Ока.