Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

— Вы не доверяете полиции, — подытожил я. — Понятно.

Он поморщился:

— Я всего лишь хотел сказать, что в прошлом имел место ряд случаев, когда чикагскую полицию напрямую связывали с криминальным миром.

— Сейчас такое происходит по большей части в кино, падре. Вы, возможно, не слышали, но эпоха Аль-Капоне завершилась довольно давно.

— Возможно, — сказал он. — А возможно, и нет. Я просто изыскиваю все доступные мне средства для того, чтобы вернуть похищенный объект. И в число таких средств входит независимый, заслуживающий доверия следователь.

Ага. Значит, он не доверяет полиции и поэтому хочет, чтобы я поработал на него втихую. Вот почему мы встретились в дешевом мотеле, а не там, где он остановился на самом деле.

— Что вы хотели бы, чтобы я вам нашел?

— Реликвию, — ответил он.

— Какую именно?

— Артефакт, мистер Дрезден. Древность, которой Церковь владеет на протяжении нескольких столетий.

— А, вон оно что, — протянул я.

— Да. Предмет довольно дряхлый от старости, и мы полагаем, что в настоящее время он хранится в не самых подходящих условиях. Поэтому нам крайне важно вернуть его как можно скорее.

— Что с ним произошло?

— Его похитили три дня назад. Из собора Святого Иоанна Крестителя в Северной Италии.

— Далековато.

— Мы полагаем, что артефакт доставили в Чикаго, чтобы здесь продать.

— Не вижу логики.

Он достал из папки глянцевое черно-белое фото размером восемь на десять дюймов и протянул мне. На фото имелось изображение человека, умершего явно не своей и весьма мучительной смертью и лежавшего на булыжной мостовой. Кровь затекла в щели между камнями и скопилась лужей вокруг тела. Я решил, что тело принадлежало мужчине, хотя утверждать это наверняка я бы не стал. Кто бы это ни был, его в буквальном смысле слова исполосовали: все лицо и шею покрывали аккуратные, прямые параллельные порезы. Мастерская работа ножиком. Брр.

— Этого человека звали Гастон Ларош. Он возглавлял организованную группу воров, называвшую себя Церковными Мышами. Они специализируются на ограблениях церквей и прочих святых мест. Труп нашли на следующий день после ограбления неподалеку от небольшого аэродрома. В его чемодане обнаружилось несколько фальшивых американских паспортов и авиабилеты, по которым он должен был прилететь сюда.

— Но не было украденного.

— А? Да, совершенно верно.

Отец Винсент достал из папки еще пару фотографий. Эти тоже оказались черно-белыми, но худшего качества, как бывает после сильного увеличения. Обе изображали женщин среднего роста и телосложения, темноволосых, в темных очках.

— Материалы слежки? — спросил я.

Он кивнул:

— Интерпол. Анна Вальмон и Франческа Гарсиа. Мы полагаем, что они помогли Ларошу при ограблении, а потом убили его и вылетели из страны. Интерпол получил информацию, согласно которой Вальмон видели здесь в аэропорту.

— Вам известно, кто покупатель?

Винсент покачал головой:

— Нет. Но дело обстоит именно таким образом. Я хочу, чтобы вы нашли оставшихся Мышей и вернули артефакт законному владельцу.

Я нахмурился, глядя на фотографии:

— Угу. И они тоже хотят от вас именно этого.

Винсент уставился на меня:

— Что вы хотите этим сказать?

— Крови маловато. Я видел людей, получивших рваные раны и истекших кровью. Так вот, в таких случаях крови просто чертова уймища… — Я спохватился. — Прошу прощения за мой французский.

Отец Винсент перекрестился:

— Но почему тогда тело его нашли именно там?

Я пожал плечами:

— С ним расправился профессионал. Посмотрите на порезы. Видите, как ровно? Должно быть, он был без сознания или его опоили. Трудно удерживать человека неподвижным, поднося к его лицу нож.

Отец Винсент прижал руку к желудку:

— Ох…

— В общем, у вас на руках труп, найденный где-то посреди улицы, и на шее его, можно сказать, табличка висит: «Добро пожаловать в Чикаго». Или кто-то неописуемо туп, или кто-то старался направить вас сюда. Это профессиональное убийство. Кто-то хотел подбросить вам этот труп как подсказку.

— Но кто мог проделать такое?

— Вот это хорошо бы выяснить. У вас нет фотографий этих двух женщин получше?

Он покачал головой:

— Нет. Их ни разу не арестовывали. В досье только те, что я вам дал.

— Значит, в своем деле они мастаки. — Я взял фотографии в руки. К ним крепились канцелярскими скрепками листки бумаги с кое-какими данными: официальными адресами, известными знакомыми — ничего особенно полезного. — Мгновенных результатов не обещаю.

— Серьезные дела редко делаются мгновенно. Что вы хотели бы от меня еще, мистер Дрезден?

— Аванс, — сказал я. — Тысячи пока хватит. И еще мне нужно описание пропавшего артефакта — чем подробнее, тем лучше.

Отец Винсент понимающе кивнул и достал из кармана пачку банкнот, стянутых стальным зажимом. Он отсчитал десять портретов Бенджамина Франклина и протянул мне.

— Артефакт представляет собой прямоугольный кусок льняной ткани размером четырнадцать футов и три дюйма на три фута и семь дюймов, ручной работы. На ткани имеется ряд пятен и…

Я поднял руку, хмурясь:

— Погодите-ка. Откуда, вы сказали, украдена эта вещь?

— Из собора Святого Иоанна Крестителя, — ответил отец Винсент.

— В Северной Италии, — сказал я.

Он кивнул.

— В Турине, говоря точнее, — сказал я.

Он снова кивнул с непроницаемым выражением лица.

— Значит, кто-то украл чертову… извините, Туринскую плащаницу? — выдохнул я.

— Да.

Я откинулся на спинку стула, тупо глядя на фотографии. Это меняло дело. Еще как меняло.

Плащаница. Предположительно, погребальный саван, в который Иосиф Аримафейский обернул тело Иисуса после снятия с Креста. Креста с большой «К». Ткань эта, предположительно, оборачивала тело Христа, когда Он воскрес, и на ней отпечатались Его образ, Его кровь.

— Ух ты, — сказал я.

— Вам много известно о плащанице, мистер Дрезден?

— Не слишком много. Погребальный саван Христа. В семидесятых ее подвергали куче анализов, и ни один не смог достоверно опровергнуть это. Несколько лет назад она едва не сгорела при пожаре в соборе. Ходят легенды, будто она обладает целительной силой и будто ее до сих пор охраняет пара ангелов. Ну, рассказывают многое — всего не упомнить.

Отец Винсент положил руки на стол и наклонился ко мне:

— Мистер Дрезден, плащаница — едва ли не самая ценная реликвия Церкви. Это могущественный Символ веры, в котором множество людей видит святыню. Он важен также в политическом отношении. Риму совершенно необходимо, чтобы его вернули Церкви как можно быстрее.

Несколько мгновений я молча смотрел на него, пытаясь сформулировать вопрос по возможности корректнее.