Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

— А ты, значит, шутишь.

— У тебя научилась.

— Мне пора школу открывать.

— Может, и так, — сказала она. — Я тебя люблю, Гарри. Жаль, что так все вышло.

У меня снова сдавило горло.

— Мне тоже.

— Я пришлю тебе номер абонентского ящика. Если вдруг потребуется моя помощь, сможешь связаться.

— Только если потребуется помощь? — не выдержал я.

Она негромко вздохнула:

— Да.

Я хотел было сказать «ладно», но горло перехватило еще сильнее.

— До свидания, Гарри, — произнесла Сьюзен.

— До свидания, — прошептал я.

Так все и кончилось.

На следующее утро меня разбудил телефонный звонок.

— Хосс, — сказал Эбинизер, — посмотри-ка новости по телевизору. — И повесил трубку.

Я спустился в соседнюю забегаловку позавтракать и попросил официантку включить новости. Она включила.

— …Чрезвычайное происшествие, воскрешающее в памяти научно-фантастические ужастики на рубеже тысячелетия. Огромный астероид, рухнувший из космоса, столкнулся с Землей в окрестностях гондурасской деревушки Касаверде. — Лицо диктора на экране сменилось кадрами, снятыми с вертолета: огромная дымящаяся дыра в земле окружалась проплешиной диаметром в полмили, где взрывная волна не оставила ни одного стоящего дерева. У самой границы зоны разрушений виднелась нищая на вид деревушка. — Однако, по поступающим от информационных агентств данным, так называемый метеор на самом деле представляет собой давно уже не функционирующий советский спутник связи, сошедший с орбиты и упавший на Землю. Точное число пострадавших пока неизвестно, однако сомнительно, чтобы кто-либо из проживавших в особняке бывшего местного сеньора мог остаться в живых после прямого попадания в дом космического гостя…

Я медленно откинулся на спинку стула, поджав губы. Я решил, что, может, мне и не стоило огорчаться из-за того, что астероид Дрезден на поверку оказался старым советским спутником. И еще я сделал зарубку на памяти: никогда не ссориться с Эбинизером.

Наутро я выследил Марконе. Это далось нелегко. Мне пришлось поторговаться кое с кем из потустороннего мира, чтобы получить ориентированное на него заклятие, и уж кто-кто, а он умел отрываться от хвоста. Я взял напрокат Майклов белый пикап, чтобы обращать на себя меньше внимания. «Жучок» не лишен обаяния, но по части скрытности не годится никуда.

Он дважды менял автомобили и каким-то образом задействовал магический аналог направленного электромагнитного импульса, оставивший от моего заклятия рожки да ножки. Только сообразительность и удачно проведенный особый ритуал поиска помогли мне удержаться у него на хвосте.

Ближе к вечеру его автомобиль остановился перед маленькой частной больницей в Висконсине. В стационаре этого учреждения, помимо лечения, предоставлялся длительный уход за больными. Марконе вышел из машины в непривычно затрапезной одежде, в бейсболке на голове — мне даже завидно стало, так легко он перевоплотился. Достав из машины небольшой рюкзак, он вошел в здание. Я выждал несколько минут и снова испробовал ориентированное заклятие. Он шел по коридору; я следовал параллельным курсом по улице, заглядывая в окна.

Марконе вошел в палату. Я наблюдал за ним с улицы. На бумажной табличке, висевшей на двери, виднелась сделанная черным маркером, выцветшая от времени надпись: «ДЖЕЙН ДОУ». В палате стояла единственная кушетка, и на ней лежала девушка.

Она была совсем еще молода. Я бы дал ей лет восемнадцать — двадцать… впрочем, я мог и ошибиться: слишком искажала ее черты ужасная худоба. Она лежала, не подключенная к какому-либо агрегату жизнеобеспечения, но на безупречно чистой простыне не было видно ни морщинки. Я решил, что она в коме.

Марконе придвинул к изголовью ее кушетки стул. Потом достал из рюкзака плюшевого мишку и положил ей на сгиб локтя. Следом за мишкой он вынул какую-то книгу и начал читать ей вслух. Он читал ей не меньше часа, потом заложил страницу и убрал книгу обратно в рюкзак.

А потом он снова сунул руку в рюкзак и вытянул Плащаницу. Он аккуратно сдвинул одеяло к ногам девушки и осторожно накрыл ее плащаницей, подобрав свисавшие углы, чтобы они не касались пола. Он накрыл ее одеялом поверх плащаницы и сел на стул, низко опустив голову. Я плохо представлял себе Джона Марконе молящимся, однако губы его повторяли одно и то же слово: «Пожалуйста».

Так он прождал еще час. Потом, с осунувшимся и усталым лицом, он встал и поцеловал девочку в лоб. Уложив мишку обратно в рюкзак, он закинул его на плечо и вышел из палаты.

Я вернулся к его машине, уселся на капот и принялся ждать.

Марконе вышел из дверей больницы и застыл как вкопанный, увидев меня. Я сидел молча. Он осторожно подошел к машине и остановился рядом со мной:

— Как вы меня нашли?

— Это было нелегко, — отозвался я.

— С вами кто-нибудь есть?

— Нет.

Я буквально видел, как вращаются в его голове колесики. Я увидел, как на мгновение его охватила легкая паника. Я увидел, как он подумывает, не убить ли меня. Я увидел, как он усилием воли заставляет себя успокоиться, а мозг, перебрав возможные варианты, принимает решение воздержаться от опрометчивых действий. Он кивнул:

— Чего вам нужно?

— Плащаницу.

— Нет, — сказал он, и в голосе его прозвучала нотка досады. — Я только сейчас ее привез сюда.

— Я видел, — кивнул я. — Кто эта девушка?

Лицо его утратило всякое выражение, и он не ответил.

— Ладно, Марконе, — сказал я. — Вы можете вернуть плащаницу мне или объяснить все это полиции, когда они приедут сюда с обыском.

— Вы не можете, — ровным голосом возразил он. — Вы не можете так с ней поступить. Это может представлять угрозу для нее.

Мои глаза расширились.

— Так она ваша?

— Я убью вас, — произнес он все тем же ровным голосом. — Если вы хотя бы вздохнете в ее направлении, я вас убью, Дрезден. Своими руками.

Я ему поверил.

— Что с ней? — спросил я.

— Постоянное вегетативное состояние, — буркнул он. — Кома.

— Вы хотели вылечить ее, — тихо предположил я. — Поэтому и украли плащаницу.

— Да.

— Я не уверен, что это действует именно так, — заметил я. — Это ведь не настолько просто, как, скажем, лампочку включить.

— Но может и сработать, — возразил он.

Я пожал плечами:

— Может и сработать.

— Я попробую, — сказал он. — Это все, что у меня есть.

Я оглянулся на окно и помолчал немного. Потом принял решение.

— Три дня, — сказал я.

Он нахмурился:

— Что?

— Три дня, — повторил я. — Это магическое число. И предположительно, именно столько времени Христос лежал завернутый в нее. Через три дня — точнее, три рассвета — вы будете знать, поможет она или нет.

— А потом?

— А потом плащаницу, завернутую в простую упаковочную бумагу, вернут отцу Фортхиллу в церковь Святой Марии Всех Ангелов, — сказал я. — Никаких записок. Ничего. Просто вернут, и все.