Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

Мгновение я смотрел на клочок ткани.

— Любое заклятие? — тихо переспросил я. — Любое преобразование?

— Любое.

У меня задрожали руки.

— Вы хотите сказать… Я могу использовать это, чтобы справиться с тем, что сделали с Сьюзен вампиры? Просто взять и отменить? Снова сделать ее смертной?

— Можешь, эмиссар. — В голосе Матери Зимы зазвучало какое-то сухое, холодное и веселое любопытство.

Я сглотнул и встал, комкая в руке ткань. Осторожно, чтобы не распустить ненароком, сунул ее в карман.

— Это что, подарок?

— Нет, — прошептала Зима. — Но необходимость.

— И что мне положено с этим делать?

Мать Лето покачала головой:

— Это твое теперь, тебе и решать. Мы и так исчерпали все свои возможности реагировать на происходящее. Остальное в твоих руках.

— И поспеши, — прошептала Зима.

Мать Лето согласно кивнула:

— Времени не осталось. Будь скор и мудр, смертное дитя. Ступай с нашим благословением.

Зима зябко убрала свои хрупкие руки в рукава халата.

— Не подведи, парень.

— Адские погремушки, вот только давления не надо, — буркнул я себе под нос.

Коротко поклонившись обеим по очереди, я повернулся к двери. Уже переступая через порог, спохватился:

— Да, кстати. Простите, если мы подпалили немного вашего единорога по дороге сюда.

Я оглянулся и увидел, что Мать Лето выгнула бровь. Чепец Зимы тоже пошевелился, и я увидел желтые зубы.

— Какого единорога? — послышался ее шепот.

Дверь закрылась — снова сама собой. Мгновение я тупо смотрел на деревянную поверхность.

— Чертовы долбаные фэйрские штучки, — буркнул я наконец.

И, повернувшись, двинулся обратно тем же путем, которым пришел сюда. Расклятие холодило бедро сквозь ткань кармана и угрожало здорово заморозить меня, если останется там слишком долго.

Мысль о расклятии заставила меня ускорить шаг; возбуждение клокотало во мне. Если то, что сказали мне Матери, правда, я смогу использовать эту штуку, чтобы помочь Сьюзен, — чем не Божественное вмешательство? Все, что мне необходимо было сделать, — это завершить это дело, а потом никто не мешал бы мне найти ее.

Конечно, мрачно подумал я, завершение этого дела, весьма вероятно, угробит меня. Матери помогли мне догадаться о многом, а также снабдили полезной магической штуковиной, но, черт возьми, не подкинули ни одной завалящей мысли, как все это разгребать, — и, как дошло до меня только что, никто из них ведь не сказал ясно и недвусмысленно: «Это сделала Аврора». Я знал, что они говорили мне правду, и их заявления привели меня к такому заключению — но что из этого диктовалось этим загадочным запретом на прямое вмешательство, а что — очередными фэйрскими штучками?

— Поспеши, — прохрипел я, стараясь подражать голосу Зимы. — Мы исчерпали свои возможности, — буркнул я, изображая Лето.

Я ускорил шаг и нахмурился, пытаясь понять, что означали последние слова Зимы. Она произнесла их почти ехидно, словно это давало ей то, чего она иначе не смогла бы.

Какого единорога?

Я обмозговал этот вопрос. Если это действительно было сказано всерьез, а не так, вскользь, то должно было что-то означать.

Я нахмурился еще сильнее. Это означало, что маленькую хибару никто не охранял. А если охранял, то не тот, кого поставила на этот пост Мать Зима.

Тогда кто же?

Ответ оглушил меня подобно хорошему удару под дых, — во всяком случае, ощущение тошноты от этого было вполне сопоставимо с последствиями удара. Я остановился и попытался открыть Зрение.

Но не успел этого сделать. Из-за завесы вынырнул Грум; рядом с ним стояла Элейн. Он застал меня врасплох. Огр обрушил свой кулак-кувалду мне в лицо. В глазах вспыхнуло, и я почувствовал, что падаю, а потом ощутил щекой прохладную землю.

Потом легкий запах духов Элейн.

Потом все скрыла чернота.

Я очнулся на земле в темном небывальском лесу. И — магический это мир или нет — я замерз и начал непроизвольно дрожать. Это делало притворство бессмысленным, так что я сел и попробовал оценить ситуацию.

Никаких новых ушибов и переломов я не ощущал, значит, пока я валялся в отключке, меня не мутузили. Впрочем, вряд ли я вырубался надолго. Расклятия Матери Зимы в моем кармане больше не было. Моя сумка исчезла, равно как кольцо и браслет. То же самое, само собой, относилось к моим жезлу и посоху. Правда, я все еще ощущал на груди материнский амулет, что меня даже удивило. Рука болела в том месте, где Мэб продырявила ее чертовым ножом для открывания писем.

Во всех остальных отношениях я ощущал себя более или менее невредимым. Ура.

Я окинул взглядом свое ближайшее окружение и обнаружил кольцо растущих вокруг меня поганок. Они были не слишком большими или зловещими — обыкновенные вроде бы поганки, но при виде их меня почему-то пробрала дрожь. Я осторожно протянул к ним руку, постаравшись обострить при этом свои чародейские чувства. И наткнулся на стену. Не знаю, как еще это описать. Там, где начиналось это кольцо грибов, моя способность двигаться или ощущать что-то, будь то обычные или магические чувства, просто-напросто кончалась.

Плен. Дважды ура.

Только получив хоть какое-то представление о своем затруднительном положении, я встал и повернулся к своим пленителям.

Их было пятеро, что казалось более чем несправедливым. Ближнюю я узнал с первого взгляда — Аврора, одетая на этот раз в то, что я назвал бы боевой кольчугой, только тонкой и легкой, как обычная одежда. Кольчуга плотно облегала ее тело от шеи до запястий и лодыжек и слегка светилась в полумраке леса. На бедре у Авроры висел меч, а на светлых волосах красовался венок из живых листьев. Она обратила на меня взгляд своих прекрасных зеленых глаз; выражение ее лица показалось мне одновременно печальным и решительным.

— Чародей, — сказала Аврора, — мне жаль, что все так обернулось. Но ты слишком близок к разгадке и можешь стать помехой. Тебе осталось послужить одной цели, а потом я не могу позволить тебе продолжить вмешательство.

Я поморщился и посмотрел мимо нее, на огра Грума, огромного, краснокожего и безмолвного, и на жуткого единорога, охранявшего подступы к хибаре Матери Зимы.

— Что вы намерены со мной сделать?

— Убить тебя, — мягко произнесла Аврора. — Мне жаль, но это необходимо. Ты слишком опасен, чтобы оставлять тебя в живых.

Я угрюмо посмотрел на нее:

— Тогда почему вы не сделали этого раньше?

— Хороший вопрос, — заметил четвертый из присутствующих — Ллойд Слейт, Зимний Рыцарь. Он так и оставался в своем байкерском кожаном прикиде, только добавил к нему всяких железных побрякушек, вроде кольчуги. На бедре у него висел один меч, за спиной — еще один, а на поясе — тяжелый пистолет. Напряженное, голодное выражение лица его не изменилось. Он казался взвинченным и злобным. — Будь на то моя воля, я бы перерезал тебе глотку, как только Грум уложил тебя.