Лиза Розенбеккер - Поцелуй музы [litres]

– Шелдон! – закричала я. Черт, я забыла о своем верном коте, который до сих пор вынужден был сидеть в квартире Лэнсбери.

Мама успокоила меня:

– С ним все хорошо. Сразу по прибытии полицейские проникли в квартиру Лэнсбери. Они обыскали все комнаты и дом в целом, но не нашли ничего подозрительного. Только храпящего в кровати кота. Никто не был ранен, все отделались лишь испугом.

– Можно мне к нему?

Мама кивнула.

– Даже если это прозвучит глупо, но это было бы лучшим решением, если бы вы вечером вернулись домой к Лэнсбери. У… меня нет мест, все квартиры Скотленд-Ярда заняты, а мы с Адамсом всю ночь проведем здесь. Я все еще убеждена, что рядом с Лэнсбери ты в надежных руках. Но, само собой разумеется, вокруг дома и возле квартиры мы расставим полицейских для вашей безопасности. Завтра, когда ты отдохнешь, мы поговорим насчет фоторобота и наших дальнейших действиях. Сейчас тебе необходимо поспать.

Я кивнула. Она была права. Я ужасно устала, была потрясена, и мне хотелось только лишь спать. Неважно где, неважно как. Волнение испарилось, оставив после себя вакуум, от которого я была вялой, а может, причиной тому были обезболивающие. Мама положила мне в руку еще две таблетки, которые я должна была принять на ночь, а медсестра сменила повязки, которые мне нужно было менять каждые два дня. Я, качаясь, встала и самостоятельно вышла из палаты.

За дверью тихо разговаривали Адамс и Лэнсбери. Ну да, это скорее выглядело так, будто Адамс говорил, а Лэнсбери слушал. Когда мы с мамой подошли к ним, они, увидев нас, замолчали. Глаза Лэнсбери потемнели, когда он увидел меня. Он скрестил руки на груди, костяшки пальцев были совсем белые, потому что он сжимал руки в кулаки. Его губы были поджаты, я не узнавала его. К мрачному выражению лица я, по крайней мере, привыкла, оно даже нравилось мне, но в тот момент мне стало страшно. Это означало, что дела у Лэнсбери были не очень, а я была вынуждена просто стоять рядом и смотреть на это. Потому что мне не приходило в голову, как я могла это изменить. Он глубоко вздохнул и обратился к маме.

– Суперинтендант Уинтерс…

– Не трать напрасно слов, Лэнсбери, – сказала мама. – Решено, что вы снова пойдете к тебе. Хотя бы до завтра.

– Но… – начал он, но Адамс покачал головой. Лицо Лэнсбери помрачнело еще больше, и он посмотрел на меня. Как сильно мне тогда хотелось, чтобы он обнял меня так же, как Адамс маму. Чтобы в его объятиях я на пять минут забыла, что… Стоп. Я правда так подумала? Должно быть, обезболивающие имели побочный эффект, раз у меня возникли такие мысли.

Лэнсбери кивнул маме и Адамсу, но, казалось, был несогласен. Я попрощалась с обоими и прошла с ним в вестибюль Скотленд-Ярда. Лэнсбери не прикасался ко мне, но шел позади как тень и должен был в любой момент поймать меня, если бы я упала. Он был так близко ко мне, что я ощущала его запах и чувствовала тепло. И несмотря на все, что произошло в тот день, я чувствовала себя в безопасности. На выходе нас ждали два полицейских, они доставили нас на бронированном, абсолютно черном автомобиле с тонированными стеклами к дому Лэнсбери. Перед домом я также увидела несколько вооруженных сотрудников полиции. А следователи продолжали искать какие-нибудь следы.

В самой квартире не было полицейских, но я заметила двоих на пожарной лестнице за окном в гостиной. Это был единственный возможный доступ к квартире, помимо входной двери.

Шелдон уже с нетерпением ждал меня и хотел, чтобы я его погладила. Из-за больной руки я не могла поднять его на руки, но он, казалось, заметил, что что-то было не так, и не стал жаловаться. Поэтому его жалобы на пропущенный ужин пришлось выслушать Лэнсбери. Лэнсбери покормил моего толстого кота, и мне даже не пришлось просить его об этом. Шелдон хрустел кормом рядом со мной на кухне, пока я заваривала себе кофе. Когда я залила кипятком порошок, воспоминания будто ударили меня по голове. Неужели ничего бы не произошло, если бы я довольствовалась этим пойлом, и мы с Лэнсбери не вышли на улицу? Или это случилось бы в другой раз, при следующем выходе? Кто знал? Я вылила свежезаваренный кофе в раковину как раз в тот момент, когда в кухню вошел Лэнсбери. В руках он держал постельное белье и зло посмотрел на коричневую жидкость, которая утекала в слив.

В отличие от первого дня он не сменил эту грозную маску, когда пришел домой. Меня охватило неприятное чувство, мне казалось, своим присутствием я разрушила тот маленький островок, где он чувствовал себя комфортно. Неужели я все испоганила и разбудила мрачного Лэнсбери? Неужели я вывела его из себя настолько, что перестала ему нравится? Я не знала, что ответить ему на тот взгляд, который я не могла распознать. Поэтому я повторяла за ним. Я молчала. А потом заварила «Эрл Грей».

Когда я вошла в гостиную, Лэнсбери поудобнее укладывался на диване. Причем «поудобнее» означало, что он положил пистолет под подушку и лег на нее сверху. Я поняла, что это было его постельное белье, потому что мое выглядело иначе. Он решил, что я должна спать в кровати? Для моей руки так было бы наверняка удобнее. Я улыбнулась, когда он взял с журнального столика книгу и стал ее листать. Заваренный чай я поставила как раз на то место, где только что лежала книга.

– Спасибо, – сказала я.

Почти раздраженно он опустил книгу и посмотрел на меня.

– За что?

– За то, что ты, возможно, спас мне жизнь.

Он покачал головой и опустил взгляд. Я пошла в направлении спальни, потому что его настроение нельзя было изменить ничем. До того момента, пока я не знала, что именно случилось, и пока у меня не появились бы силы на дискуссию.

Шелдон побежал за мной и наверняка уже радовался, что проведет ночь в настоящей кровати.

– Мне не пришлось бы тебя спасать, если бы я смог по-настоящему тебя защитить. – Голос Лэнсбери заставил меня остановиться. Он звучал обиженно и слишком мудро для его юного возраста. И тогда я поняла. Он винил себя за то, что произошло в тот день. Его ярость была направлена не на меня, а на самого себя. Я подошла к дивану, где он сидел спиной ко мне и проводил рукой по волосам. Вместо того чтобы ответить, я обняла его и прижалась щекой к плечу. Я все-таки добилась своих объятий. Лэнсбери на мгновение напрягся. Затем его мышцы расслабились, и он отклонил голову к моей. Может, я стояла так минуту, а может, целый час. Я отодвинулась от него, только когда меня потревожила рана.

Мы не сказали друг другу ни слова, но прояснили, что произошло в тот день. По крайней мере, мне так казалось. Спорить о чем-то с Лэнсбери после произошедшего было бесполезно. Поэтому я сделала то, что помогло бы ему. Я простила его. Без слов. По крайней мере, надеялась, что ему нужно было именно это.