Сергей Зеленков - № 3

– Так, ну тогда как можно объяснить, что это не помешало поселиться там староверам, которые также христианами являются? – задал я вопрос.

– А вот тут тоже довольно-таки интересно, – продолжил Ян Моисеевич, – Дело в том, что они не были никакими староверами в стандартном понимании этого, скажем так, понятия. Да, однозначно, по приходу на эти земли, они действительно являлись классическими представителями староверства, причем, благодаря свидетельствам старожилов, я пришел к выводу, что они принадлежали к ответвлению, носящее название «дырники». Не буду углубляться в подробности этой темы, вся информация об этих беспоповцах-христианах есть в свободном доступе в любой большой библиотеке. Но дело в том, что под действием времени и иных внешних сил и факторов, их вера трансформировалась в некое новое вероисповедание, при этом сохранив многие атрибуты и традиции классического христианства. Например, насколько мне известно, они продолжали носить нательные кресты, петь свои молитвы, креститься, как делали это раньше. Но при этом, у них появился некий культ смерти; точнее, культ места, на котором они проживали и которое для них символизировало смерть; причем не просто смерть, а смерть безбожного грешника и посмертное существование его грешной неупокоенной души. Они верили, что обязаны жить на месте погребения грешников, чьи души не способны никогда обрести покой, и обязаны сосуществовать с этими грешными неупокоенными душами. Понимаете ли, каждый человек при жизни грешен и, по убеждениям местных староверов, ему предпочтительнее жить среди грешных, не способных упокоиться бессмертных душ, молиться при жизни за них. За это, обреченные на вечные страдания и блуждания умершие безбожники как бы забирают часть грехов, или даже все грехи, молящегося за них на себя, увеличивая, тем самым, вероятность попадания живого грешника в рай после его смерти. То есть, их существование и жизнь на проклятой, по их убеждениям, земле, является как бы путем к спасению после смерти. Но они преследовали не только эгоистические намерения проложить себе дорогу в рай за счет тех, для кого рай закрыт на все замки. Они твердо были убеждены, что рано или поздно отмолят и души безбожников, или же души безбожников заслужат свое спасение через спасение чужих душ. Понимаете теперь, почему возникло такое название странное – «Спаси»? Это не просто название, это как бы лозунг, девиз…

Мы слушали, раскрыв рты, про чай забыли, он остыл. Я все же вспомнил про него, взял свою чашку, выпил залпом. Ася последовала моему примеру, тоже чашку взяла, отпила четверть, поставила на место.

– А как вы все это узнали? – спросила Ася.

– Если напомните мне для чего вам это знать, то я вам обязательно сразу же все расскажу, – ответил Ян Моисеевич.

Мы напомнили, он продолжил:

– Удивительное дело, но беспоповцы перестали быть таковыми на каком-то этапе жизни в Спаси. У них появился некий духовный лидер, который, в общем-то, и наградил их всеми этими знаниями, указал им путь истинный, стал даже не просто священником, а неким волхвом и пророком, причем свой статус, знания и умения, как правило, передавались у них из поколения в поколение по мужской линии. Не могу точно знать, сколько сменилось их за все время, но с последним из них я был знаком лично. Сейчас я вам и про это расскажу…

Ян Моисеевич взял паузу. Ему явно было тяжело так много говорить, у него появилась одышка, голос еще больше замедлился, стал значительно тише. Минуту он молчал, но потом, когда я уже заволновался за его здоровье, он продолжил:

– После революции, с приходом советской власти, началась борьба с любым иноверием, то есть, с теми, кто верит в богов, а не в идеи коммунизма. Вряд ли человеку можно насильно навязать иные убеждения, но попытки делались регулярно и, к слову, делаются до сих пор. Так вот, местные староверы – давайте уж так их и будем называть – отказались отречься от своих прежних верований, поскольку это являлось для них недопустимым, и даже притворно отречься от веры являлось большим грехом. В общем, за свое упрямство, были они сосланы, скорее всего, в Сибирь, а может быть и на тот свет, не знаю. Но… за исключением одной семьи – то ли Пермяков, то ли Пермяковых. Дело в том, что глава того семейства и являлся тем самым духовным лидером. И он нес ответственность за то проклятое место и за судьбы грешных душ. В итоге, он не мог поступить иначе, кроме как возложить на себя огромный грех вероотступничества, хоть и притворного, но благодаря этому, дать шанс на спасение другим. Глава того семейства давным-давно умер, но мне посчастливилось быть знакомым с его сыном Анисимом, который от отца перенял его знания и, по сути, занял его место. При первом нашем знакомстве, весной сорок первого, когда мы затеяли вести раскопки на месте их бывшей церкви, являвшемся, как оказалось, древним капищем с жертвенной ямой, я таких страшных слов и проклятий от него наслушался, что еще после этого долго, образно говоря, обтекал от вылитых на себя фекалий… Ну а следующая встреча с ним произошла спустя, примерно, тридцать лет. Он тогда сильно переживал из-за того, что, во-первых, супруга умерла, не оставив преемника, во-вторых, дочь пропала без следа. Удивительно, но мне он многое поведал, доверил некоторые тайны, кое-что даже показал. Я спросил у него, чем я заслужил такое доверие с его стороны, а он ответил, что суждено мне через много лет помочь этими знаниями упокоить душу его дочери. Дословно уже не помню, но смысл был такой. Потом, правда, когда я попытался расспросить о причинах его, мягко говоря, натянутых отношений с односельчанами и не считает ли он, что они виноваты в пропаже его дочери, он заявил, что это не мое собачье дело, обозвал меня жидовьем отродьем, безбожником, прислужником Антихриста, пригрозил проклясть и даже чуть было не ударил. Вот так вот.

– Послушайте, Иван Моисеевич, – обратилась к нему Ася, – Я не могу понять, может быть, вы сможете объяснить: вот у него умерла жена, наследника она не оставила, но раз уж так важно передать свои знания сыну, так почему бы не жениться повторно, и не попробовать сына родить с новой женой?

– А вот нельзя так у них, – ответил Ян Моисеевич просто, – Понимаете ли, с женитьбой у них связан отдельный ритуал. Духовный лидер, или хранитель, по-моему, так это называлось у них, обязан был, после получения благословения от отца, либо же после его смерти, покинуть Спаси и найти себе супругу обязательно неместную, обратить предварительно будущую супругу в свою веру, и привезти ее уже после сюда. Связано это, в первую очередь, с необходимостью минимизировать вероятность кровосмесительного брака, увеличив шансы появления здорового потомства. Насколько мне известно, подобная практика существует и по сей день в некоторых малочисленных религиозных общинах. Кроме того, он надеялся, что все-таки удастся заставить свою еще не пропавшую дочь повторить ритуал поиска жениха в другом месте, а после передать свои знания внуку. Но дочь пропала, причем как-то некрасиво все там вышло, я не знаю подробностей. Знаю только, что у него сильно ухудшились отношения с односельчанами, он фактически начал вести затворнический образ жизни. Кстати, самое интересное, что он-то умер всего-навсего несколько лет назад, в возрасте более ста лет. Удивительно это, правда?