Борис Громов - Коп из захолустья

– Нат, ты живой?

Так, связь работает и Влад жив, уже хорошо.

– Живой.

– Тогда держись за что-нибудь, сейчас тряхнет уже по-настоящему.

Я хотел поинтересоваться и на тему «за что именно держаться в сугробе?» и «а до этого что было, так, в шутку?», но не успел. Потому что все вокруг тряхнуло. По-настоящему.

– Влад, что это было? – сдавленно прохрипел я, когда проморгавшийся наконец тактический дисплей показал, что связь снова есть.

– Это Князь показал янки, кто в доме хозяин, – отозвался мичман. – Все, сынок, можешь расслабиться, войны больше не будет. Наши всех уже убили. Пока мы с тобой боты гоняли, Туми «обесточил» все железо на орбите…

Понятно, если орбитальная группировка вырубилась, то «Бесстрашному» уже не имело смысла прятаться. И Новиков приложил приземлившихся десантников чем-то из арсенала корвета.

– Вставай-вставай, Нат, сейчас Туми с парнями подтянутся и нам еще место падения ботов проверить. Не хватало нам тут еще одного американского партизана. А потом – на «Бесстрашный», чемодан паковать Думается мне, за тобой скоро прилетят…

Взревев напоследок двигателями, шаттл мягко коснулся посадочными опорами поверхности летного поля и умолк.

Немногочисленные пассажиры челнока начали вставать и двигаться к выходу. Один я сижу в кресле, задумчиво наматывая на указательный палец длинную и прочную ярко-оранжевую матерчатую ленту с надписью «Бесстрашный» на обеих сторонах. Это – подарок от экипажа русского корвета мне на память.

«Она называется тявочкой, Нэйтан», – сказал Новиков, вручая ее мне. – «Это не просто сувенир, этими лентами мы зачековываем контейнеры с парашютами для атмосферного десантирования. Такие есть только у членов экипажа, побывавших в бою. Старая традиция. Носи с гордостью, ты ее заслужил честно».

– У вас все в порядке, сэр?

– Что, простите? – я поднимаю взгляд на молоденькую и очень хорошенькую стюардессу.

– Я спрашиваю, все ли у вас в порядке? – лучезарно улыбается она мне. – Мы уже совершили посадку, сэр. Все, мы дома.

Да какой уж там порядок, милая! Из Мобильных сил меня пусть и с почетом – но списали. После всех травм, полученных мною при падении на поверхность Серого Фьорда, медкомиссию мне не пройти никогда. В обычной полиции я служить могу и дальше, а вот в «мобильниках» – уже нет. С Новой Аризоны тоже постарались убрать побыстрее, как только шумиха вокруг моей истории немного улеглась, и СМИ вцепились в новые информационные поводы. Как сказал бы Влад – s glaz doloy ot greha podal’she. Радует, что хотя бы домой отправили, а не законопатили куда-нибудь… Хотя, с точки зрения столичного бюрократа, Булыжник и есть край света, дальний фронтир на окраине обжитого космоса. Немного греют сердце выставленный мне в Академии высший балл по всем предметам, отличная характеристика и довольно крупная денежная компенсация.

– Конечно, все в полном порядке, мисс, – я дарю стюардессе ответную улыбку и, помахав ей на прощание рукой, выхожу из шаттла.

Да, вот я и дома. Планетоид LV-918, он же Булыжник. Моя родина, место, где я родился и вырос.

Вот только радости в сердце нет. Еще на Новой Аризоне я узнал, что умер дядя Спенс. Спенсер Новак, напарник и лучший друг моего отца, который не позволил отправить меня в интернат после его гибели, а забрал в свой дом и воспитывал, как собственного сына. Мне, тогда еще совсем мальчишке, было очень тяжело. Мать я и не помнил толком. Она с шахтерского планетоида сбежала с каким-то залетным хлыщом «в поисках лучшей доли» – я еще и говорить не научился. От нее остались только размытый образ в памяти, да несколько спрятанных отцом фотографий, которые нашлись уже после его гибели, когда из нашего дома вещи вывозили. А вот отец был для меня всем: большой, сильный, добрый. Но его застрелили и весь мой мир рухнул. А дядя Спенс этот мир смог отстроить заново. Он, тетя Маргарет и их дочь Вики стали моей новой семьей. Которую я искренне люблю. И вот теперь…

Как мне сказали, дядя Спенс увидел мое имя в списке погибших на «Аламо» и даже до кресла не дошел – упал, где стоял. Сердце.

Из-за этой новости торжественная программа моего возвращения оказалась несколько скомканной, чему я сам, положа руку на сердце, был только рад. Весь обратный путь на Новую Аризону я, под руководством старшего агента Департамента национальной безопасности Рональда Уоткинсона репетировал правильную версию рассказа обо всем произошедшем на Сером Фьорде. Кроме самой истории, обдумывали еще и ответы на вопросы журналистов, включая и весьма заковыристые. Как я понял, нападение пиратов на рудник, «одинокий рейнджер» в лице стажера Мобильных сил полиции и русский спецназ, его спасший, словно та самая «кавалерия из-за холмов» [88] «Кавалерия из-за холмов» – клише из американских фильмов в жанре вестерн, когда попавших в безвыходную ситуацию героев в последний момент спасает неведомо откуда взявшийся отряд армейских кавалеристов. В более широком смысле – почти невероятное спасение благодаря внезапному вмешательству могучих дружественных сил , сейчас в топе всех новостных агентств. Как говорил Уоткинсон, «акулы пера» меня на куски рвать будут. И облажаться нельзя, тогда вся конспирация пойдет прахом. Почему нельзя рассказать правду, мне никто так и не объяснил. Но когда мне сообщили про дядю Спенса…

Нет, все было: сначала торжественная встреча с оркестром и красивыми речами, построение на плацу роты Мобильных сил полиции Голденкейпа, где меня наградили «Серебряной звездой» за проявленный героизм и «Пурпурным сердцем» за ранение, полученное в бою. На то, что ранения на самом деле не было, просто при падении «Аламо» с орбиты меня всего переломало, решили внимания не обращать. Повреждения получены в боевой обстановке? Да. Ну, значит – ранения, так звучит красивее. Но я на все это реагировал мягко говоря, несколько заторможено.

Настолько, что одним из первых вопросов, заданных мне на пресс-конференции каким-то ушлым журналюгой был:

– Нэйтан, вы – настоящий герой. Вас наградили сразу двумя высокими федеральными наградами, а вы, как будто, этому всему и не рады совсем?

Я не стал лукавить и прямо ответил, мол, сначала я потерял целый взвод боевых товарищей и чуть не погиб сам, а буквально только что узнал о смерти человека, бывшего мне вместо отца. Который скончался от сердечного приступа, узнав о гибели «Аламо» со всем экипажем.

Журналисты ничего подобного явно не ожидали, растерялись, а может даже и искренне прониклись… В общем, пресса меня сильно тиранить не стала и все заранее придуманные Уоткинсоном «домашние заготовки» не понадобились. Вопросы мне задавали вполне корректные, а пресс-конференция продолжалась недолго. Зато в вышедших материалах и я сам, и спасшие меня русские, выглядели ну прямо супергероями из комиксов. Эх, знали бы вы, как все на самом деле было…