Сергей Ванин - Спецотдел «Бесогон» [litres самиздат]

Однажды в глухом сибирском селе я был поражен странным обычаем. Крестьяне оставляли на далекой лесной полянке кучки свежесобранных ягод и грибов, своеобразное угощение для лесного лихоимца. Позже, придя на ту же поляну, селяне с удовлетворением замечали, что кучки исчезли. Аккуратно подобранные, они были унесены местным лешаком, а не сожраны лесным зверьем. Те обязательно подавили бы или подрастеряли бы часть подношений. Так уверял меня один местный следопыт, к услугам которого прибегали еще наши предшественники, спецы из особого отдела тогдашнего жандармского управления.

Позже мне приходилось видеть представителей этого лесного сословия воочию. Выглядели они достаточно прозаично. Невысокие, кряжистые с нездоровой землистого цвета кожей, всегда неопределенного возраста, где-то в районе от тридцати до сорока пяти, по нашим человеческим меркам. Они не вызвали бы подозрения, встреть вы их на улочке какого-нибудь села или деревни. В кирзовых сапогах, в старенькой телогрейке, они мало, чем отличались бы от обычных местных мужиков. На первый, беглый взгляд!

На самом деле они чрезвычайно живучи, могут переносить любые морозы и обычно ходят босыми круглый год. В лесу их практически не отыскать, они редко показываются на глаза людям. Большая удача увидеть логово лешего. Лично я пару раз видел лишь брошенные жилища лешаков, представлявшие собой низенькие хатки в половину человеческого роста. Вернее всего, он там лишь спит, да и то совсем непродолжительное время. Часа два, три в сутки.

Один из моих наставников, бывший поручик жандармского управления Илья Рябов уверял, что не все лешие опасны. Де, некоторые из них с грехом пополам адаптировались к человеческой жизни, нередко они получали паспорта и даже были при должностях, служили егерями и надзирали за лесным хозяйством. Правда, семьями они не обзаводились и со временем внезапно пропадали. Уходили умирать в лес.

Тот же Рябов уверял, что лешаки чувствуют свой уход загодя и встречают его в лесной чащобе в гордом одиночестве. Часть правды в словах моего наставника, несомненно, есть, но частично его домыслы все же ошибочны.

Лично я не встречал ни одного положительного лешака, ни лесничего, ни егеря. Зато видел одного мерзавца, который навел карателей на лагерь партизанского отряда. Позже, уже после войны мы брали его в чащобе брянских лесов.

Подлец не считал себя виноватым и даже смеялся нам в лицо, заявляя, что служил в оккупационной полиции по зову сердца. Мы казнили его прямо на месте. Умерщвлять этих особей нужно путем сжигания на костре, что и было сделано. Известно, что в час наступления смерти лешак деревенеет, покрывается корой и становится похожим на причудливую корягу, по своему виду отдаленно напоминающую человеческую фигуру.

Корягу необходимо сжечь до углей, если же оставить ее просто валяться в лесной балке, или под раскидистой елью, дело примет очень скверный оборот. Именно о таком деле я и собираюсь вам поведать…

Известный столичный скульптор Влад Невельский был найден мертвым на своем приусадебном участке летом 1946 года. Влад лежал рядом с деревянным теремом, который купил у вдовы местного председателя колхоза. Женщина продала искусно выстроенный в старорусском стиле дом умершего супруга, а сама подалась в город, переселившись в семью сына.

Дом Невельского находился в одной из забытых Богом деревень калужской области. Сам Влад, обладая характером взрывным и неуживчивым, избегал общества богемных персонажей, плохо ладил с людьми и, как следствие, любил уединенные места и одиночество. Именно эти качества подвигли его основать свою загородную резиденцию в этом «медвежьем углу». Холостяк, он часто покидал роскошную городскую квартиру и проводил здесь почти все свое свободное время. Здесь же и работал, делая наброски и эскизы своих будущих творений.

По хозяйству ему помогала молодая местная деваха Алевтина, не скрывавшая своей любовной связи со столичной знаменитостью. Влад вовсю наслаждался здоровой деревенской жизнью, но однажды кто-то убил его, причем убил совершенно диким образом.

Находившаяся в огороде Алевтина услышала крики хозяина терема, но, прибежав на место, застала лишь бездыханное тело. Шея Влада была сломана, а на спине виднелись страшные кровавые борозды, словно некто снимал со скульптора кожу.

Что за чертовщина? Местные милиционеры, робея перед известностью погибшего, передали дело московским коллегам. Москвичи оповестили Берию, который и приказал нам расследовать обстоятельства таинственной и страшной смерти Невельского, известного мастера, обладавшего специальным разрешением увековечивать в камне самого вождя мирового пролетариата.

Вести расследование Вахтанг Дадуа поручил мне, и я тут же отправился на место гибели несчастного скульптора. Перво-наперво я посетил местного участкового Савелия Прокопчука, жившего в соседней деревушке. Прокопчук был первым из милиционеров, кто видел тело погибшего.

– Страшное это было зрелище, товарищ Сорокин, я, повидавший на своем веку всякое, даже дар речи потерял в первый момент, – начал рассказ участковый.

Крепкий мужчина, слегка за сорок, Савелий не производил впечатления хлюпика, но на его глазах появились слезы. Мы беседовали в его хате, сидя за столом, но милиционер поднялся со скамьи и принялся в волнении шагать по комнате. Наконец, он остановился и впился в меня своим пронзительным взглядом.

– Поверите? Не спал после этого два дня. Глаза закрою, а предо мной скульптор этот московский лежит. Шея словно стебель у цветка переломана, а кожу на спине, будто железными когтями кто драл…

– Неужели? – вставил я.

– Глубина борозд достигает трех сантиметров. Так в протоколе осмотра тела написано. Вот, читайте сами. Калужские милиционеры писали, я их вызывал…

Савелий положил на стол смятый листок, копию протокола.

Я прочитал его с великим вниманием, но ничего интересного для себя не обнаружил. Лишь одна деталь несколько удивила меня, в кровавых бороздах были обнаружены мельчайшие частицы дерева, предположительно ели, или осины…

Я сказал об этом Прокопчуку.

– Ничего удивительного. Рядом с телом было найдено несколько больших деревянных щепок, стружка вроде еще рядом лежала. Я подумал тогда еще, мол, москвич что-то мастерил. Может, какую-то поделку вырезать из дерева задумал.…

– А где же то деревянное изделие, над которым трудился Невельский перед смертью? – поинтересовался я.

– Не знаю, больше ничего там не было, – пожал плечами Прокопчук.

Участковый разлил по стаканам мутный самогон и один из них пододвинул ко мне.

– Угощаю, пейте на здоровье.

Пить мне не хотелось, но чтобы не обижать хозяина, я, задержав дыхание, влил в себя мутную дурно пахнущую жидкость