Сергей Ванин - Спецотдел «Бесогон» [litres самиздат]

Не сбавляя напора, я стянул с веревки сырые еще подштанники и с силой бросил их в лицо трясшемуся от страха старику. Солодовников ошалело смотрел на меня, моргая выпученными от ужаса глазами.

– Поселок окружен войсками НКВД. Горницкий уже арестован, его подручный Варчук сбежал, но скоро будет пойман, – вдохновенно врал я.

– К-как? Что вы такое говорите? – врач не мог поверить в услышанное.

Он смотрел на меня испуганно, его тонкие губы дергались, а из глаз медленно потекли мутноватые ручейки стариковских слез.

– Вы – враг народа, гражданин Солодовников, вернее, пособник врага! Однако, учитывая ваше незавидное положение, предлагаю вам работать на нас. Расскажите честно и без утайки все, что знаете, и советская власть проявит к вам свое пролетарское снисхождение. Может быть, проявит… – тут же поправился я и многозначительно поднял вверх указательный палец.

Мои слова произвели на Солодовникова магическое действие, врач резво вскочил с постели, на которой только что сидел, поджав под себя тонкие с острыми коленями ноги.

– Явку! Явку с повинной дайте! – прохрипел он, задыхаясь.

Длинными, тонкими, словно вязальные спицы, пальцами он рванул ворот старой ночной рубахи.

– Все покажу, все расскажу. Я не сам! Меня заставили. Он меня принудил, Горницкий, то есть! Ведь я в Гражданскую служил у белых, был военврачом в армии Колчака. Я скрыл сей факт биографии, а он шантажировал, он обещал выдать меня органам!

Старик опрометью бросился к ширме и, повалив ее на пол, ткнул пальцем в открывшейся взору странный стеллаж, на котором были расставлены сделанные из глины фигурки. На самой нижней полке стоял небольшой медный сосуд, похожий на кофейник, только с двумя носиками.

– Смотрите, ничего не таю! Мой отец был посланником в одной из стран Черного Континента. Там, в Африке, я и постиг страшные тайны ученья Вуду. Я был мальчишкой, мне все было интересно. Я овладел навыками местных колдунов, а Горницкий заставил меня работать на него, это я оживлял мертвых, но делал это по его приказу! Я знал, что против нас, таких, как мы, действует целый отдел вашего ведомства. Я знал, что рано или поздно вы придете за мною…

Старик зарыдал. Он упал на колени и обхватил голенище моего сапога. Я отпихнул его ногой.

– Прекратите истерику, гражданин Солодовников! – прикрикнул я.

– Не отправляйте меня в лагерь. С давних пор я боюсь холодов и голодухи! Лесоповал не для меня, я пожилой человек, да я просто там не выживу. Пощадите старика!

Солодовников отполз в сторону и стал биться головой об пол. Я хладнокровно взирал на эту сцену. По опыту я знал, что подобное раскаяние, скорее всего, фальшивое, показное. Главное, что живет сейчас в сердце старикана – это его страх пред всесильной структурой Министерства Госбезопасности. И я должен был использовать этот самый страх, обратить его на пользу своему расследованию.

Старик продолжал хныкать, размазывая слезы и ползущие из носа сопли по впалым небритым щекам. Зрелище было настолько омерзительное, что я велел ему замолчать и утереться.

– Не скули, старче, слезами горю не поможешь. Покажи-ка лучше свое хозяйство. Что это у тебя за фигурки? -

Я взял в руки одну из глиняных поделок и тихонько присвистнул от удивления. Фигурка была выполнена и раскрашена красками самым искуснейшим образом. Маленькая, не больше фарфоровой статуэтки фигурка походила на инженера Разумова. Тут же нашлась глиняная копия красавицы Инны Якушевой, несколько поставленных в ряд фигурок были выполнены с незнакомых мне людей. Еще несколько плавали в большой фарфоровой супнице, накрытой потрескавшейся крышкой.

– Ну-ка, кто это у нас там?

Я полез рукой в супницу и извлек оттуда фигурку Белуковича. Там же лежало еще несколько глиняных куколок.

– Вот они, утопленники! Значит, не одни русалки тут безобразят? – Я ткнул мокрой фигуркой в нос старику-доктору, – что тут еще у тебя, старикан? Я полез под стеллаж и обнаружил там пыльную коробку из-под фасонистых башмаков, которые носили еще до революции.

– Настоящий раритет, – хмыкнул я, – поглядим, что в ней хранится – я снял картонную крышку.

Внутри лежали глиняные копии Горницкого и Фомы Варчука. Еще одна поделка была не закончена и лежала небрежно обернутая тряпкой.

– Зачем начальство в глине изваял? Ты ж с ними в сговоре состоишь.

– Боялся я Горницкого, – пояснил Солдодовников, – заносился очень, меня ни в грош не ставил. Издевался, говорил, что я у него в руках. Бугая этого, Варчука, холуя своего на меня натравливал, тот пару раз меня бил даже, наедине, чтоб никто не видал.

– И ты решил Горницкого извести? Ведь с помощью этих кукол ты физически устранял их реальных прототипов, не так ли?

Я неотрывно смотрел в глаза старику, и тот моего взгляда не выдержал. Лоб доктора покрылся мелкими бисеринками пота, Солодовников тяжело вздохнул и потупился.

– Физически устранять не сложно, этому я и учился у африканских колдунов. Специальные заклинания, и тот, кто тебе мешает, умрет. Я давно мог бы извести под корень этого самого Горницкого, но вместо него придет другой, может быть, в сто раз хуже? Вдруг он решил бы меня разоблачить, отдать в руки гебистов? Кроме того, Горницкий утверждал, что если с ним что-нибудь произойдет, правда про мою службу у белых все равно всплывет на поверхность, меня арестуют и после обязательно расстреляют, или сошлют в лагерь, как врага народа…

Солодовников замолчал, он положил ногу на ногу и так и сидел, исподволь поглядывая на меня. Я же сохранял на лице самое свирепое выражение, на какое только был способен.

– Слушай, доктор! – я подошел к кровати, на которой, сгорбившись, сидел старик Солодовников и, схватив его за ворот рубашки, сильно встряхнул, – а, может быть, ты и фигурку товарища Сталина где-то тут прячешь? Отвечай, чья недоделанная статуэтка в тряпке своего часа дожидается. Кого ты там еще мастеришь? Кому погибель готовишь? Лазарю Кагановичу? Товарищу Молотову, или на Лаврентия Павловича нацелился?!

– Вам! – старик откинул со лба прядь седых волос и взглянул мне прямо в глаза, – мне Горницкий еще третьего дня вашу фигурку сделать повелел. Вы уж, извините меня старика, тоже утопнуть должны были, но я ослушался Горницкого. Пощадил вас. Уже и фигурку смастерил и вводу ее бросил, а потом обратно ее достал и глину смял, из которой фигурка та сделана была. Пощадил вас…

Я с удивлением вспомнил, как тонул в холодный ночных водах водохранилища, да вдруг таинственным образом тонуть престал и спасся. Так вот чья воля оставила меня в живых…

– Отчего ослушался Горницкого? – сурово спросил я Солодовникова.

Старик отвернулся, пожевал тонкими бескровными губами, потом почесал плешивую макушку и лишь после этого ответил: