Михаил Назаров - Дело о красном виноделе [litres самиздат]

– Снимите с него повязку. – После того как рядовой резко сорвал со Смолина кусок ткани, я добавил: – конвой свободен, ждите за дверью.

Опричники одновременно развернулись и, стуча сапогами, вышли в коридор. Секретарь приготовился вести протокол. Я присел на стол перед Смолиным:

– Добрый вечер, я следователь Приказа тайных дел, титулярный советник Максим Фиалковский.

– Издеваетесь… – сквозь зубы процедил Смолин, – какой же он добрый?!

Пропустив мимо ушей его замечание, я начал допрос:

– Фамилия, имя, отчество?

– Смолин Илья Викторович.

– Дата и место рождения?

– 27 марта 1816 года, деревня Калиновка.

– Семейное положение?

Секретарь отбил на машинке мои слова. Однако Смолин, в отличии от предыдущих вопросов, молчал и смотрел на меня. Пять секунд… десять… двадцать…

– Ну? Что замолчал? Сейчас поможем… – Спрыгнув со стола, я подошёл к пульту управления и чуть-чуть надавил на рычаг. Цепи стали медленно натягиваться. Послышался легкий хруст суставов Смолина, он зажмурился и закусил губу:

– Да, женат!

Я тут же ослабил цепи до первоначального положения:

– Фамилия жены?

– Фамилию не знаю… имя Маруся. – Однако… не врет, паразит! Кто же тогда для него Любовь Смолина? Документы о регистрации брака я лично видел…

– Допустим. Следующий вопрос. – Подойдя к письменному столу, я хлопнул ладонью по высокой пачке дел. – Илья Викторович, по какой причине вас задержали, знаете?

– Кто ж вас знает? Хватаете честных граждан, подвешиваете вот сюда! – Смолин посмотрел на кандалы и позвенел цепями.

– Я сомневаюсь, что вы вообще не догадываетесь, по какому поводу вас задержали, – скептически заметил я, – что вы делали сегодня ночью на месте незаконной переработки ягод в наркотическую настойку?

Смолин задумался, нахмурив брови, через короткий промежуток времени он поднял на меня свои глаза:

– Господин следователь, я не знал о находящемся там незаконном производстве. Хм, тем более, я не участвовал в производстве! С каких пор простое присутствие, пускай даже не в том месте и не в то время, наказывается в нашем княжестве? – он довольный уставился на меня.

Хороший аргумент… действительно Смолин, по крайней мере, непосредственно, не участвовал в незаконном бизнесе. Про производство он, конечно, знал. Врет, словно дышит. Но сделаю вид, что меня устроила его версия.

– А всё же, Илья Викторович, что вы делали в той землянке?

– Если вы заметили, я там был не по своей воле. Похитили меня!

– Неужели? – искренне удивился я. – Когда же вас похитили? Кто? Откуда?

– Уже пятый день пошёл. Лиц я их не запомнил, сонный был, – спокойно отвечал Смолин.

– Хорошо. Где это произошло?

Задержанный посмотрел на низкий потолок комнаты для допросов, потом перевел взгляд на меня:

– В харчевне возле обувной мануфактуры на юге города. Я выпил, потом ещё выпил, потом ещё раза три-четыре. Через несколько часов ко мне подсел какой-то мужик с фингалом под глазом. Он…

– Под каким глазом у него была гематома? – быстро задал я уточняющий вопрос, тем самым перебив Смолина.

– Под левым.

– Слева от вас, или под его левым глазом?

Илья крепко задумался, переваривая смысл моего вопроса. Да… легенда хорошая, но детали подкачали.

– Минута на обдумывание прошла! – громко объявил я. – Итак?

– Под его левым глазом.

– То есть справа от вас?

– Выходит так.

Я встал со стола, обошёл его вокруг и сел рядом с писцом, пододвинув к себе пачку дел, взял верхнее и открыл его:

– Ладно, порезвились и хватит. Перейдем непосредственно к допросу… – Откашлявшись, я начал свой монолог: – Итак, гражданин Смолин Илья Викторович, 1816 года рождения, вы обвиняетесь в совершении следующих преступлений. Вы 21 февраля 1850 года умышленно нанесли купцу Сидоровичу тяжкие телесные повреждения, а именно выбили купцу правый глаз и нанесли проникающее ранение в левое легкое. Далее, 27 февраля 1850 года вы совершили поджег усадьбы служащего таможни Маношина…

Через пяток минут моего рассказа и под монотонные удары клавиш пишущей машинки Смолин порядочно заскучал. Я почти закончил:

– … 5 мая 1850 года вы убили мануфактурщика Бондаря, спустив на него свору бойцовых собак. И главное, вы обвиняетесь в умышленном убийстве боярина Вадима Салтыкова и гражданки Алёны Морозовой! – Закончив монолог, я ударил раскрытой ладонью по столу.

– Ха-ха! Вот насмешил, господин следователь! – ехидно смеялся Смолин над моими словами. – Предъяви мне хоть одно доказательство в подтверждении своих слов! Что? Нет, угадал?

Не отвечая на его вопрос, я зашёл в заднюю комнатку, где за данной сценой наблюдала Любовь Смолина, как бы, жена задержанного гражданина. Она задумчиво сидела, сложив руки на груди. Я поставил один из стульев напротив неё:

– Моя часть работы окончена, сейчас им займутся другие люди. Тебе пора уходить, можешь напоследок поговорить с ним.

– Да! Мне есть, что сказать ему! Женат ли он, видите ли, на какой-то Марусе! – Она попыталась вскочить и побежать в допросную, но я её удержал. – Пусти меня!

– Обязательно пущу, только сначала пообещай, что не убьёшь его. Его ещё под суд отдавать…

– Постараюсь.

Как только мы вышли из наблюдательной, Смолин удивленно посмотрел на Любу:

– Ты?!

– Я, а кого ты ещё ожидал увидеть?! – Она обратилась ко мне: – Максим, можно мы поговорим без лишних ушей?

– Пожалуйста. – Я показал писцу на выход, он, повинуясь моему приказу, быстро удалился.

– Максим, а можно ты тоже выйдешь? И Илью можно освободить? – Смолина посмотрела на меня невинными глазами, при этом быстро хлопая ресницами.

– Конвой! – крикнул я.

Мгновенно в камеру ворвались два опричника с саблями наголо, ожидая от меня приказов.

– Снять с гражданина Смолина кандалы.

– Ваше Благородие, вы же знаете правила, не… – сопротивлялись конвоиры.

– Выполнять!!!

Опричники, пожав плечами, нехотя, ослабили цепи и расстегнули оковы. Смолин рухнул на пол, после небольшой "растяжки", он не представлял серьезной угрозы.

– У вас десять минут, – сказал я чете Смолиных. Взяв под мышку пачку дел (а то мало ли), мы с опричниками вышли в коридор.

Пачка дел расположилась на полу, около сидевшего на корточках писца. Опричники прохаживались по коридору взад-вперед, нервируя палача-дознавателя, прислонившегося к холодной каменной стене. В отличии от остальных опричников, дознаватель выглядел иначе. Из одежды на нём были только просторные черные или темно-синие штаны, заправленные в серые сапоги. Мускулистый торс был обнажен, на коже, образуя причудливый орнамент, расположилось множество шрамов. В центре груди каленым железом выжжен символ приказа тайных дел: раскрытое око в равностороннем треугольнике, на плече точно так же выжжен номер "1". Но главной деталью "формы" являлась металлическая полумаска, полностью закрывающая большую часть черепа, глаза, и верх носа, оставляя полностью открытыми только рот и уши и небольшие щелки под глаза. Данная маска являлась обязательным условием Князя для двух дознавателей, после того как их навечно заковали в маски, они потеряли свое имя, теперь только должность и порядковый номер.