Литтмегалина - Синие цветы II: Науэль [litres самиздат]

(У меня нет Стефанека… Эллеке где-то далеко, и я не стану искать его. Если у меня есть хоть чуть-чуть благородства, хотя бы немного благодарности к нему, я оставлю его в покое. Я уже причинил ему достаточно зла.)

Моим призом за победу над зависимостью была моя жизнь, хотя в какие-то минуты она становилась столь очевидно не нужна мне, что я не мог не думать: гораздо, гораздо проще сдаться. Как ты проведешь эти часы? Как вытерпишь эти мысли? Я вставал посреди ночи и искал сигареты, хотя заранее знал, что ничего не найду. В этом доме не было сигарет. Не было даже гребаного пива в холодильнике. Ну просто филиал наркологической клиники, а не дом наркоторговца. Дьобулус тааааак парадоксален… Мне хотелось исчезнуть. Я презирал себя. Если бы я мог вернуть все назад – мои шприцы и Стефанека, то, даже зная, как мы в итоге закончим, я бы вернул.

Порой вместо блеска игл меня преследовали яркие блики на поверхности кровавой лужи. Та девушка могла запомнить мое лицо или даже узнать меня. А если не узнала? Что она сказала полиции? Возможно, меня уже разыскивают. Еще более вероятно, что даже не пытаются – бессмысленное убийство на пустом шоссе, обдолбанный тип, угнанная машина. Очевидный висяк. Стоило ли мне самому пойти и сдаться?

Наступало утро, Лисица врывалась в комнату, разгоняя тени, и я был готов благодарить всех ровеннских богов Дьобулуса по очереди.

Как выяснилось, еще в июне вышла новая пластинка Ирис. Я узнал о ней только месяц спустя, когда Дьобулус, которого подобная музыка совершенно не интересовала, купил ее для меня. Обложка мне сразу не понравилась. По-рыбьи приоткрыв рот, Ирис смотрела в камеру пустыми глазами, безразлично изображая эротичность. Мне почему-то вспомнилось, как она убегала, предательски оставив туфли журналистам. Я послушал пластинку целиком, неподвижно лежа на кровати в моей комнате, и затем еще раз – чтобы убедиться, что все на самом деле так плохо. Это была не Ирис. Лисица, отпуск которой уже длился дольше обещанного (что, естественно, меня только радовало), собиралась в Льед, пройтись по магазинам, и я дал ей длинный список журналов, которые нужно купить для меня.

– Ты решил покончить с деятельностью мозга? – спросила она, проглядев список.

Я очень надеялся, что пересуды насчет Стефанека утихли. Не знаю, что почувствовал бы, увидев его имя.

Вернувшись вечером, Лисица брезгливо передала мне стопку. Про Стефанека ничего не было, мне повезло. Про Ирис упоминали часто, но исключительно в связи с тем, что ее местонахождение по-прежнему неизвестно. После вечеринки по поводу презентации нового альбома она села в свою машину и уехала. Машину нашли на следующий день, припаркованную на узкой бедной улочке. Ирис растворилась в большом городе, как капля воды в океане.

У меня был один ответ на все беды, и я подошел к Дьобулусу и попросил его:

– Найди ее.

– А, твою воображаемую подружку…

– Она не воображаемая. Она настоящая, и она пропала.

– Вот как. И у тебя, разумеется, есть предположение, что с ней стряслось?

– Я уверен, ее все достали, и она сбежала от них. Вот, послушай.

Я запустил пластинку на проигрывателе. Ирис запела про очередную настоящую любовь, в который раз первую и последнюю. Из вежливости Дьобулус послушал немного. Вежливости хватило на полторы минуты, после чего он спросил:

– И?

– Это ужасно.

– Это попса.

– Это по-настоящему ужасно.

– Это по-настоящему попса.

– Это стрихнин в сахарной пудре. Я думаю, ей было очень плохо, когда она записывала эту песню и все остальные. И она была рассержена.

– Все, что я слышу – заурядная песня ни о чем. Твои опасения насчет ее эмоционального состояния кажутся мне надуманными.

Я покачал головой. Я знал голос Ирис лучше собственного, изучил все его нюансы, и отчетливо улавливал в нем новые, тревожащие интонации. Различал нотки гнева, разочарования, злости. Она пропитала сарказмом банальные сладкие строчки, придуманные за нее. Превратила песенки о любви в издевку. Неужели никто, кроме меня, этого не замечает? Она переживала что-то очень серьезное, если позволила своему раздражению испортить альбом окончательно.

Если бы Дьобулус не был Дьобулусом, он бы сказал мне: «Ты всего лишь фанат, вообразивший невесть что. С чего ты решил, что хорошо ее знаешь? Или ты считаешь, что ей нужна компания наркомана и скандалиста, где бы она ни была?» Но он только усмехнулся:

– Ладно. Тебе ее добыть живой или мертвой?

Я был уверен, что ему доводилось задавать подобный вопрос на полном серьезе, поэтому ответил:

– Не смешно.

Через три дня я получил информацию о местонахождении Ирис – маленькая страна, приморский городок. В тот же день я собрался и вылетел к ней. Свою оценку моего поведения Дьобулус оставил при себе. Но хотя бы я решился выйти за пределы дома, преодолев свою агорафобию, уже неплохо. Для меня, во всяком случае.

В самолете я слушал альбом Ирис, самый первый, удивляясь, как по-детски звучал когда-то ее голос. Год назад я не смог бы усидеть на месте, взволнованный предстоящей встречей, но с тех пор во мне многое изменилось, и на пути к Ирис я был ближе к безмятежности, чем когда-либо. От аэропорта я добирался поездом, потом пересел на автобус. Солнце светило ярко, песни Ирис звучали без остановки, и я сам себе казался персонажем из ее клипа.

Я прибыл в полдень следующего дня. Город был совсем маленький – тихие, узкие улочки, неторопливо бредущие прохожие, от жары сонные и равнодушные ко всему. Солоноватый привкус моря в воздухе. Понятно, чем городок привлек Ирис – вряд ли здесь было много ее поклонников.

Я знал, в какой гостинице она остановилась. Не самое роскошное место, но зато ни о чем не спрашивают. В регистрационной книге она указала ненастоящее имя. Я тоже.

На весь первый этаж приходилось всего две душевых. Вода в душе подозрительно походила на морскую. Умывшись, я прогулялся до второго этажа. Номер Ирис был заперт. «Я найду тебя, – подумал я со странным азартом. – От меня тебе нигде не скрыться». Видимо, все эти годы во мне таки прятался сталкер, которого я не высвобождал до тех пор, пока не решил, что мое вмешательство может оказаться жизненно необходимым.

Я посидел в своей комнате, дочитывая книжку, но зеленые ветки царапали стекло, звали меня на улицу. Я закрыл глаза очками и вышел. Даже сквозь темные стекла яркий свет заставлял меня щуриться. Вдоль по улице росли высокие кипарисы – если это действительно были кипарисы. «Как в другом мире», – подумал я. Здесь мне было нечего опасаться. Мое тело было утомленным жарой и влажным от пота, но душа парила в невесомости, поднявшись над зноем. Как далеко ты забрался, вредный мальчик. Или девочка, если тебе так проще. Самое время отвлечься от всего.