Литтмегалина - Синие цветы II: Науэль [litres самиздат]

Я обогнал ее, осторожно заглянул ей в лицо. Меня потрясло откровенное, обнаженное горе в ее глазах. Она что, не местная? Я сказал себе: «Забей», но уже заговорил с ней. Мною двигало не сочувствие, а скорее любопытство. Она нарушила главное правило, она знает об этом? Если ей плохо, она должна казаться спокойной. Или мужчиной. Или книжным шкафом. Чем угодно, кроме страдающей женщины.

Она даже не удивилась. На днях я остриг волосы и покрасил их в светло-розовый цвет. Видимо, она каждый день встречала парней с розовыми волосами. Она посмотрела на меня зачарованно, этот знакомый взгляд «делай со мной что хочешь». Но он означал что-то совсем другое, кроме обычного «трахни меня», когда исходил от нее.

Сидя за столиком в кафе и слушая ее, я испытывал облегчение, отмечая, как по минутам тает очередной тягостный вечер. Пережить его, и завтра будет легче. Девушка была недостаточно красивой для меня, и все же что-то притягивало взгляд, наверное, опухшие от слез веки и покрасневшие пазухи носа, которые даже не попытались спасти от безобразия пудрой. Ей пришлось бы очень постараться, чтобы выглядеть хуже. Ее история не показалась мне интересной, но все же один момент меня зацепил: как можно так убиваться по ребенку? Эта девица ненормальная? Если ее искренность была неподдельной, то это даже пугало. Мне хотелось тряхнуть девушку за плечи: «Что ты делаешь? Не будь такой честной! Послушай, мы все немного поигрываем, и когда так делают все, в этом нет ничего плохого. Я такой элегантный сегодня, но я обычная шлюха. Ирис притворялась девушкой из толпы, когда я увидел ее, а Дьобулус был разодет, как шут. Перестань реветь и скажи, что тебе похуй. Здесь так принято».

Сказав ей, что мне надо идти, на самом деле я никуда не собирался. Бродил по улицам без всякого смысла. Она-таки засела во мне, как заноза. Возможно, я поговорю с ней еще раз. Она не звездная девочка, она заурядная женщина. Я же говорил с той, в больнице, Розой, и вспоминаю ее впервые с тех пор.

«Как кстати пришлась эта безумная», – думал я. Как приятно слушать о чужих бедах, когда у самого все болит. Мне надо пересмотреть свое отношение к женщинам. Я люблю звездных девочек, чья музыка искупает их сущность, но остальные для меня что куклы: ничего внутри, кроме пустоты, пищалки да устройства, закрывающего глаза в положении лежа. Едва ли это справедливое отношение. Сколько еще я могу презирать их за то, что среди них затесалась моя мать?

Я зашел в бар, чтобы купить сигарет, и решил, что с завтрашнего дня наконец-то брошу курить окончательно.

– Обычные или с ментолом? – уточнила девушка за барной стойкой.

– Обычные. Или с ментолом.

Девушка сморщила нос. Я пожал плечами.

– Какая разница, чем травить себя?

Она посмотрела на меня иронично, пытаясь не показать, что я ей понравился, и слегка покраснела.

– Вам лучше знать.

Мне? О да.

Я зажег сигарету в баре и вернулся в ночь, полную золотистых кругов фонарного света. Они выглядели мягкими и легкими, походили на шары из золотистого пуха. Недавно я наткнулся на своего барабанщика… Он сказал, что фотография для обложки не пригодилась, потому что гитариста бросила его девушка и группа развалилась. М-да, я почти стопроцентная гарантия неприятностей… Создан для ласки и проклятий, возьмете меня себе? Каждую минуту мне приходит в голову одна плохая идея. За час – шестьдесят. За сутки… у меня так себе с арифметикой, но все равно понятно, что много. Я должен занять себя, не давать себе и секунды, чтобы у меня не было времени на глупости. Читать, тренироваться, возможно, продолжить учебу. Что угодно, только не позволять себе соскальзывать вниз. Но иногда у меня возникало ощущение, что я пытаюсь удержаться на вертикальной стене, вонзая в нее ногти.

О венерических болезнях говорят все чаще. Такое ощущение, что они стали более распространены. Я уже дошел до паранойи из-за постоянного страха заразиться. Презерватив приобрел для меня статус талисмана, и скоро я буду соглашаться целоваться только сквозь него. Ох, сколько же можно быть такой блядью, Принцесса, Эль? Надо успокоиться. Ирис прислала мне свою очень редкую пластинку с единственной песней – «Куда унесет океан». Она хотела сделать мне приятное. Я плакал полтора часа.

Моих друзей становилось все меньше, но новые люди пребывали непрерывно и даже как будто бы в большем количестве. В газетах писали, что клубы превращаются в арены смерти. Наверное. От музыки теперь требовали агрессии, и мелодии, нежные и аккуратные, как полоски крема на торте, теряли популярность. Звездных девочек вытесняли парни, все либо с лохматыми волосами, выкрашенными в разъедающие глаза цвета, либо лысые. Они были натуралами, но к нашим относились терпимо, и пропагандировали легкие наркотики, тогда как сами сидели на тяжелых. Вместо нормальных музыкальных инструментов у них были всякие электронные штуки разной степени громоздкости, с помощью которых они выстраивали лавину звука, сносившую все на своем пути и вымывающую мозги на ура. Я подозревал, что скоро они будут повсюду. Как вы называете этот какофоничный кошмар? «Рёв»? Идите в жопу.

Я приближался к двадцати одному году, но иногда мне казалось, что мне по-прежнему восемь. Или сто двадцать восемь. Что мне с собой делать? Как избавиться от страха одиночества? Даже когда я никого не хочу видеть, мне отчаянно нужно, чтобы кто-то держал меня за руку.

Я забыл, что у меня во рту уже есть сигарета, и впихнул вторую. Однажды я смогу разобраться с собой, своими призраками, своей жизнью, со всем.

Ну или не смогу.

~ озарение; внезапное понимание сути проблемной ситуации и обнаружение ее решения ~

– Подыскивая оправдания, я продолжал встречаться с тобой, но со временем мне стало сложно отрицать, что я привязался к тебе. Мне не хотелось втягивать тебя в обреченные отношения, и я решил бросить тебя.

Перед моими глазами все еще стояла его история: оголенные тела, накрашенные лица, аудиокассеты, шприцы и ночные огни. Как он и планировал, он смог вызвать сочувствие. Но одновременно, сам того не желая, подтвердил мои худшие опасения. Он смотрел на меня, уверенный, что теперь-то меня не потеряет.

– Я пытался быть счастливым. Действительно, пытался. Ты видишь?

Я покачала головой.

– То, что с тобой произошло, ужасно, Науэль. Но позже судьба неоднократно протягивала тебе руку. Она предлагала тебе настоящую любовь, снова и снова – ты хотя бы понимаешь, что далеко не каждый в жизни получает такой дар? Но тебе он доставался легко, и ты не ценил его по-настоящему. Когда-то ты решил, что испорчен и не заслуживаешь ничего хорошего, и с тех пор вел себя соответственно. Со временем черви, взращенные в собственных мозгах, стали тебе дороже кого бы то ни было. В действительности ты не нуждался в другой компании. Ты просто хотел, чтобы кто-то напомнил тебе, какая ты грязь. А потом ты убил человека, и все стало еще хуже. Ты превратился в преступника, избежавшего наказания, но не мук собственной совести. Твои болезненные сверхидеи самоуничижения и самонаказания достигли грандиозных масштабов. Ответь мне на один вопрос: почему ты не сдался, совершив тот выстрел?