Александр Константинов (Олег Айрашин) - Рай для грешников [litres самиздат]

– Он и сейчас в конторе, уже генерал. Мы с ним тоже пересекались, ещё до Зоны. Да, крутые у тебя друзья, Доцент.

– Да какие друзья, я ж говорю, десять лет не виделись. А может, не он? Тот яркий такой блондин, красавец-мачо.

– Точняк, – Джокер зевнул.

– Ну что, мы пошли? – Гуталиныч вопросительно взглянул на босса.

Тот кивнул.

– Пять минут, отлить схожу, – сказал я. – А сортир у вас на прежнем месте?

«Он поёт по утрам в клозете» – так начинается знаменитый роман Юрия Олеши. Здесь тоже хотелось петь. «Мурку». Под аромат диктатуры.

Ну-ка, что с моими магнитами? Так и знал, тю-тю магнитики. А уже и не страшно. Я теперь свой, а от своих какие секреты?

Но что-то здесь поменялось, мрачнее стало. Ага, стены коричневые, а были-то зелёные. Во, дацзыбао вывесили.

ЕСЛИ ТЫ ПОСРАЛ ЗАРАЗА,

ДЁРНИ РУЧКУ УНИТАЗА

Перед «заразой» надо запятую. Так-то лучше. Ни рулона, блин, ни салфеток. Во, та же зубастая коробка с бумажными обрезками. Да это же местная газетёнка.

«НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ —

ВСЁ РАВНО НЕ ПОПАДЁШЬ»

Уголок юмора, стало быть.

– Слышь, Доцент. Тебе ведь спецовка нужна, – сказал Гуталиныч. – Давай-ка сперва ко мне в берлогу.

– Да уж. Я не канцелярская крыса, в цехах буду чаще, чем в управе.

– Выбирай, – Гуталиныч распахнул шкаф. – Синюю бери, ты у нас контрактник.

– Как на меня шита. А ботинки?

– На, меряй.

– Годятся. Ну что, тронулись?

Гуталиныч замялся.

– Что-то не так?

– А ты что хотел позырить, Доцент? Фильтры? Тогда нам на пятый, на пятом их больше всего.

– Гуталиныч, фильтры мы с тобой пройдём специально. Но не сегодня… Сначала давай общий осмотр, типа экскурсии. А коль на все заводы не получится, поглядим самые проблемные. Подожди, а как мы добираться-то будем, машину дадут?

– Ты что, Доцент? Колёса только у Джокера да Уругвая. А мы с тобой самоходом.

– Ну и ладно, так и для здоровья полезней. Так мы куда, Гуталиныч? На меня всю химию повесили, ты в курсе?

– На пятом и химия тоже имеется.

– Стоп, так у нас не пойдёт. Мы же технари, Гуталиныч. И понимаем, что в любой технологии всё связано, согласен? Мы заменяем фильтрацию на магнитную флокуляцию, ты въезжаешь?

Гуталиныч неуверенно кивнул.

– Но это не так просто, – добавил я. – А чтобы разобраться, надо пройтись по всем переделам, вникнуть в тонкости. Начиная с реагентов и кончая отходами. И по всем продуктам – по редким землям, индию, галлию, германию, ты понял?

– Тогда нам и на опытный надо. А туда пропуск нужен.

– Так оформляй, чего ждём-то?

– Ладно, Уругвай подпишет – и двинем.

До чего ж наши работяги похожи на японских. Те, по слухам, кладут с прибором на появление начальства и вообще посторонних. Как работали, так и продолжают. Вот и эти двое с опытного – как курили, так и дымят.

Гуталиныч наскоро представил меня и умчался по своим делам.

– Корявый, – степенно протянул руку мужик с изрытым оспинами лицом, похожим на лошадиную морду.

– А я – Холера, – второй моложе, кривоногий, дёргается, как на пружинках.

– Слушай сюда, – Корявый сходу взял шефство. – Здеся две зоны: «дубарь», где мы сейчас, и «пекло», за вон той дверью.

Вокруг сумрачно. Тусклые лампочки освещают старые станки, железные стеллажи и шкафы. К стенам приткнулись допотопные тележки, бачки и вёдра. Пол усеян окурками.

– «Дубарь»? Тут вроде не морозно.

– Это так, одно название. Главное, чтобы галлий не плавился. Понял? А вот здесь, – мы прошли через шлюз с двойной дверью, – настоящее пекло.

Жар ударил в лицо, я взмок.

– Понятно, чтобы галлий всегда был жидкий.

– Ага. Печи не нужны, только калориферы.

На полу в щелях между плитами посверкивают капли металла. На высокой площадке разместились пузатые, литров на триста, резервуары.

– Смотри, здеся пять чанов. Накидал в них галлий, к нам такой вот порошок идёт, и жди, пока расплавится, – сказал Корявый. – Вернёмся-ка в «дубарь», уж больно тут жарит.

Холера припрыгивал за нами, не вступая в разговор.

– Мы с Холерой обычно в «дубаре», обитаем, чего зря потеть, – Корявый взял со стеллажа картонную трубу; на такие наматывают разные плёнки.

– Смотри сюда, Доцент. Берём трубу, с одного конца пробку ввинчиваем, вот, деревянную. С прокладкой, само собой. Потом несём эту хреновину в пекло. Пошли-ка, сам увидишь.

Мы снова прошли через тамбур. Открытый конец трубы Корявый подставил под чан, покрутил вентиль – из штуцера заструился серебристый ручеёк.

– Во, трубу заполнили, только вертикально не ставь, может пробку выдавить. Кладём на тележку в наклон, вишь, тут приспособа имеется. Холера, помогай, чего стоишь? И везём в «дубарь». Поехали.

– А потом?

– Положено сутки постоять. И на станок, режем на чушки.

– Прямо с картоном?

– А чего, так проще шкурку снимать. Кувалдой выбил – и вот он, красавчик, – Корявый взял со стеллажа сверкающий цилиндр. – Держи.

– Ого!

– Двенадцать кэгэ, можешь не проверять. У нас их вместо гантелей берут.

– Да ладно, в руке-то растает.

– Не-а.

– Как это нет? Точка плавления тридцать градусов.

– А на спор? На беленькую?

– А, понял. От ладони тепло отходит внутрь слитка. Верно говорю?

– Учёного человека видно сразу, – протянул Корявый разочарованно.

– А готовые чушки куда?

– В подвал, – Корявый подошёл к люку в центре комнаты. – Сперва изделия кладём в эту клеть, спускаем. А внизу на стеллажи перекладываем. В подвале прохлада завсегда.

– Слушайте, мужики, у вас тут и смотреть-то нечего. Я же химик, а здесь – что? Станки да чаны, убогое всё какое-то.

– Как это – химии нет? – возмутился Холера. – А вона, смотри, – он распахнул железный шкаф.

– Во, спирт – первое дело. И азотка, кислота, стало быть. Чем тебе не химия?

Корявый пнул его по ноге; Холера осёкся, я сделал вид, что ничего не заметил.

– А спирт зачем?

– За вредность, – сказал Корявый и покосился на Холеру.

– Точно, – подтвердил тот. – Я вот кино смотрел, про войну. Там солдатам сто грамм давали перед атакой. А лётчикам даже коньяк, правда, после полёта.

– А вы типа пилоты?

– Ну, – разошёлся Холера. – Я вот сегодня на Светку пикирую. Червонец не деньги, у Светки одни буфера чего стоят. Да ты её видел, Доцент, на раздаче она в тошниловке.

– И он пожал в тени завода её мозолистую грудь, – по памяти выдал я.

Холера загоготал, Корявый ухмыльнулся.

– А спирт у вас чистый? – спросил я.

– Да где там, – махнул рукой Корявый. – Нарочно какую-то гадость подмешивают, потом обосрёшься до крови. Вот беленькая – другое дело.

– Мужики, я понятия уважаю. Завтра же проставлюсь.

– Вот это по-нашему, – сказал Корявый.

– Я у Светки-то интересуюсь на днях, – вступил Холера, – чо сёдни на первое? Она отвечает – солянка. Слышь, Доцент, она мне говорит, солянка, мол. А я спрашиваю: что ли азотка уже кончилась? – Холера заржал. – Ну, ты понял? А говоришь, химии у нас нету.