Александр Константинов (Олег Айрашин) - Рай для грешников [litres самиздат]

Захотелось бежать, всё равно куда – на улицу, в Академию, хоть и в Зону, – как можно дальше от муторного чада и подземной стыни, опасной полутьмы и зыбкого дрожания земли под ногами. Бросился вверх по выбитым в камне ступеням, но вместо двери явилась глухая скала. Высокие стены и мрачный свод отрезали меня от мира живых.

Вернулся к тлеющим головёшкам. И тут позади, от самой двери, от места, где раньше была дверь, – родной голос:

– Папа, папочка, я здесь.

Катюшка? Прости, совсем забыл о тебе. Где ты, родная?

Справа-слева, отовсюду доносится невнятное бормотание, в игре теней проступают черты моих знакомцев. Они все здесь, в бермудском вертепе. И пропавший Пухлый, и захваченные «Крестом» Аркадий с тем пареньком. И дочурка моя, она тоже в мёртвой паутине.

«У-р-р-р-р-р-а-у-р-роу!» – рычание из глубины пещеры перекрыло невнятые звуки. И гулкие шаги. Всё громче, всё тяжелее, всё ближе. В мерцающем тумане показался силуэт чудовища. Необъятная тень вздымается под самый потолок, растопырив беспощадные лапищи. От леденящего душу рыка дрожат стены и трясётся земля, смрадное дыхание бьёт в нос.

Мы стоим напротив: Голиаф и Давид с пистолетиком. Что никак не поможет вырваться из ловушки, ведь я замурован в подземелье.

Зубы мои стучат не от холода. Чудище, нагнув лохматую башку, поворачивается то в одну сторону, то в другую. Похоже, пришли не за мной, пока не за мной. А что же люди? Они там, в нишах, и все кружатся, кружатся, и всё плывёт.

Пухлый (или Аркадий?) силится донести что-то, остеречь меня: «…друг за друга держаться».

А позади: «Папочка, мне так холодно», и смертная тоска на родном лице. Но как же я смог разглядеть позади? И темнота, и сначала повернуться, а страшный силуэт размывается, окружает со всех сторон, в нём проступают черты Носорога, и дрожит, дрожит под ногами зыбучая земля, а кладбищенское зловоние дурманит голову, мешая собраться с мыслями.

– Папа, папочка, спаси меня, – и она медленно уплывает вдаль, вдаль, вдаль.

Сейчас, Катенька моя, сейчас, родная, но отчего не вижу тебя?

«Говорить наловчились складно. Но спиной…»

Спиной? Почему Пухлый сказал – «спиной»?

Что-то не так. Не так. Не так.

Да ведь школьница эта и есть моя дочь, не узнал, почему не отстрелил щупальце, и Пухлый тоже, прости меня, да что мне Пухлый и Аркадий, тебя вызволю, родная моя.

Голодная зыбь засасывает всё глубже, такая бездна и холод, а пещера несётся и кружится, как же выбраться, и нужно обернуться, но что-то не так.

И вдруг просветлело, отворилась каменная дверь за спиной. Катёночек, нас отпускают, я иду к тебе. Прочь, прочь отсюда.

А силуэт совсем не страшный, и вовсе не Носорог, а Джокер, кивает по-доброму. Но что за игра теней в старом зеркале?

Вот оно!

СПИНОЙ К НИМ ЛУЧШЕ НЕ ПОВОРАЧИВАТЬСЯ.

Едва заметное, но такое опасное движение, увернулся я чудом – удавка лишь ожгла правое ухо.

Ах ты, чудище поганое!

Огонь и грохот – огромная тень разлетелась в клочья. Мрак рассеялся. Трупное зловоние стёрлось, вытесненное пороховой гарью.

И расступились стены, и открылся путь. Я поднялся по каменным ступеням, белый свет ослепил на миг.

В левом виске Носорога зияет алая дырка, он повалился бревном. В открытых глазах – ни боли, ни удивления: он даже не понял, что умер.

Подхватив девочку, опускаю на крыльцо.

Бу-бум. Бу-бум.

Но почему же лица так размыты? Ах да, очки, куда они подевались?

– Носорог, он завалил Носорога!

И прут через толпу свирепые морды. Безликие молодые люди расступаются перед ними – и страшилы враз пропадают из виду. А вежливые люди вдруг выше ростом; подпрыгивая, они мне приветливо машут.

И голоса из толпы.

– Надо же, он замочил Носорога.

– Беспредельщик!

– Да брось ты, наш человек. Захотел деваху – и отбил, всё по понятиям.

– По понятиям? Это же хомячок, только что в очках был.

– Где, где очки, не вижу? А вот пистолет различаю отчётливо.

– Какой нахер хомячок? Матёрый профи, а очки для маскировки напялил. Технично подобрался – и р-раз!

– Да, братцы. Хомячка замочить – уже круто. А Носорог-то был кримом. А крима завалить может – кто? Только герой!

И толпа скандирует:

– Слава герою!

– Слава герою!

И динамик ревёт:

– Слава герою!

– Герою – слава!

Господи, прости меня.

– А вот и наш герой, – Ратников широко улыбается.

– Искренние поздравления, – Вараксин обеими руками трясёт мою ладонь. – А чего смурной-то? Герои должны быть радостными. У-у-у-у. Понятно.

– Реквием по Носорогу? Туда ему и дорога, – Белый встретился со мной взглядом. – Здесь другая проблема из-за него. Понимаешь, о чём я?

– Как не понять.

– Обезглавить банду – такое не прощают. На тебя открыта охота.

– М-да. И стоило городить огород с этой Зоной? – сказал я.

– Ты прав. Человечество криминал-free не состоялось.

– Да уж. Хотели как лучше… – сказал Вараксин.

– Кстати, как тебе наш сектор? – спросил Ратников. – Не пожалел?

– Я хотя бы попробовал.

– И ведь получилось. Ты всё провернул, как надо. Любо-дорого смотреть, – Ратников щёлкнул пальцами, высветился экран.

…Ага, иду сквозь толпу, уже без очков. Показался Носорог, в его сторону не смотрю. Отделившись от толпы, тот идёт к подъезду. Съёмка с левой стороны, девочка в кадр не попадает.

Резко сворачиваю вправо; нагнав Носорога, выхватываю «Беретту» – огонь!

Дую в ствол и, перешагнув через труп, презрительно сплёвываю:

– Кто ещё хочет комиссарского тела?

Камера открывает улицу, видно, как толпа отхлынула.

Господи, неужто это я? И почему не видно девчонки?

– Стоять, суки! Бо́шки разнесу! – крутанув пистолет по-ковбойски, стреляю в воздух.

Люди смотрят на меня с опаской. С опаской и восхищением.

– Как в кино, – сказал Белый. – Пятый раз смотрим, никак не налюбуемся.

– Ну? Разве ты не крепкий орешек? – подхватил Вараксин. – Пришёл – увидел – победил. С молодецким посвистом.

– Молчу. Ибо скромен, как все великие люди.

– А я скажу. Ты наш человек. Давай-ка подведём итоги, – Ратников закурил. – Первая поездка в Зону – задачу решил. Так?

– Нет ничего лучше изящно выполненной работы.

– И с сотником разобрался мастерски.

– Сам удивляюсь. Хотя… Ведь на кону была моя жизнь.

– Вторая командировка, – сказал Ратников. – И с эликсиром решил вопрос, и с планом получилось. Правильно?

– Не надо оваций. Поставьте цветы в машину.

– К тому же ухлопал Уругвая.

– Жаль, что меня не видела баронесса.

– И последнее. Носорог, – Ратников кивнул на экран. – Ты и здесь не оплошал.

– Я сам в шоке – без очков даже в стену не попадаю. Принести справку от окулиста?

– Вот видишь, и биография у тебя безупречная. Итак, мы имеем к тебе предложение.