Соня Грин - Город потерянных [litres самиздат]

Возможно, это Сонька так подает признаки присутствия?

***

Мы плыли несколько дней и ночей.

Иногда нас обволакивало отчаяние, что мы плывем вот уже столько времени, и мы до сих пор не видели ни одной вещи, которая указала бы на то, что мы рядом со Слипстоуном. Оно настолько сильно затаскивало нас в воронку неверия и принятия того, что мы больше никогда не увидим своих близких и умрем посередине неизвестного океана, что мы останавливали шлюпку и просто вставали рядом и смотрели на небольшие полупрозрачные волнушки. А иногда я плакала. Когда Гарсиа и Кир засыпали в обнимку под старым навесом, я облокачивалась о перила лодки и, смотря в черную пучину океана, тихо плакала.

От безысходности, от боли, от страха, от всего.

Я не верила, что мы единственные, кто выжили после авиакатастрофы, я не верила, что потеряла свою лучшую подругу, я не верила, черт возьми, что мы застряли неизвестно где, и что наши шансы быстротечно стремятся к нулю. Мой мозг также отказывался признавать тот факт, что Дэвид может быть жив после стычки с туманом. Он один против огромной тучи ядовитых испарений – исход очевиден.

Но все-таки мы все не теряли надежду…

Поэтому, когда мы с Киром одним дождливым утром увидели знакомые остроконечные скалы, мы не поверили своим глазам. И даже тогда, когда аккуратно протаскивали свою лодку между огромными черными глыбами, мы все так же не верили тому, что видели.

И даже тогда, когда мы на подкашивающихся ногах вылезли из шлюпки и улеглись на прохладный песок…

Нам потребовалось немало времени, чтобы собраться и начать двигаться вперед.

Мы взяли запасы воды и еды, завернули их в примитивный «пакет» из навеса, и продолжили свое путешествие. Мои ноги не слушались, подгибались и пытались уронить свою хозяйку, потому что они знали, какой ужас каждую ночь терроризирует Слипстоун. Но я продолжала упорно идти вперед, хотя мои силы стремительно иссякали.

Мы вошли в небольшую лесополосу. Там, на мокрой после дождя земли, до сих пор остались следы копыт странных и загадочных лошадей. Их не было поблизости; очевидно, табун перекочевал в другую местность, но тут нас с Киром настигла такая ностальгия, что мы не удержались и тихо вздохнули.

Все это время мы шли вперед и ни разу не сказали ни слова, но тут Гарсиа, увидев наши затравленные мины, тихо прошептала:

– Вы тут были?

Я вспомнила, как Дэвид чуть не убил Кира из-за меня прямо где-то здесь.

– Были, да всплыли, – Кир остановился поднял веревку с земли. Именно ей мы пытались укротить дикое животное. – Как видишь, тут произошло много событий.

– Например?

– Один человек чуть не убил меня.

Почему мне захотелось дать ему шлепка по лицу?

– О, – Гарсиа безразлично вскинула вверх молочные брови. – Надеюсь, ты убил его?

– В тебе точно сидит дух бойца, – прошептала я. – Очевидно, нет.

– И он еще живой? Кто он?

– Если он еще живой.

Мы с Киром переглянулись.

По его лицу я видела, что он хочет ответить весьма саркастичной фразой, но он почему-то сдержался. Все-таки, наш визит сюда был не с целью отыскать Эванса, ведь Кир к нему не питал даже дружеских чувств, а я поняла, что он меня предал. Мы должны были выполнить последнюю просьбу нашей Соньки.

Хей, но Сонька же сама попросила вас отыскать Дэвида! Чтобы он еще раз поджал свой хвост, как трусливая шавка, и остановился на середине пути? Может быть, мы все сошли с ума, лежим где-нибудь в психиатрической клинике, в нас закачивают тонны наркотиков, а это все – глупое видение? Возможно. Аза, пойми, что я не просто так сказала это! Действительно, ты сказала это только потому, что тебе просто нечего сказать сейчас. Аза… Я знаю, что ты упертая, как баран, но пойми, что Эванс – тоже человек, черт его дери, в отличие от тебя, он торчит на этом острове восемь гребаных лет, и ты так просто его оставишь?! Ага. Ты жестокая. Ага. Я ненавижу тебя. Ага. Взаимно. Сильно ненавижу. Спасибо, Вторая Я, а я тебя – еще сильнее.

Мы прошли редкую лесополосу, состоящую из высоких елей и сосен, и вышли на открытое поле.

Да. Где-то тут должен был стоять тот роковой дом и та роковая могила, где до сих пор покоится наша Сонька.

Я запомнила ее такой, какой она была при жизни, а не испачканной в собственных рвотных массах. Такой милой, такой задорной и озорной, словно это не шестнадцатилетний подросток, а восьмилетняя девчушка. В последнее время я все чаще думала о Соньке, и это очень сильно ранило меня, но, если бы я не думала о ней вообще – это вызвало бы у меня болевой шок, а следом – душевную смерть. Помните Кира в первые дни после ухода Родригез? Вот такой бы я и осталась на всю жизнь.

Трава тихо шуршала под нашими ногами. Кир нес на плечах те немногие запасы еды и воды, которые мы успели прихватить с собой из лодки, Гарсиа каждые пять минут доставала карту и вглядывалась в непонятные никому символы, пытаясь их разобрать. Все-таки, Уна была непростой женщиной со своими тараканами в голове.

Солнце нещадно палило наши головы, сияя в безоблачном голубом небе. Учитывая ту сырую погоду, которую я видела в Слипстоуне прежде, чем мы его покинули, это был просто ад для нас сейчас. Кто захочет идти бодрым шагом вперед, зная, что над ним «висит» то, что буквально плавит его мозги?

Мы все конкретно притомились, ища то, что однажды спасло нам жизнь, но, когда на горизонте показалась знакомая соломенная крыша, мы с Киром открыли рты до пола и стремглав бросились к дому. Кир бросил навес с припасами, отчего они все разлетелись на много метров вперед. Мы хотели есть и отдохнуть, но сейчас мы были одержимыми, нас волновало только одно. И мы хотели завершить начатое.

Мы медленно подошли к покосившемуся кресту.

Выглядел он так, словно кто-то облил его кислотой бесчисленное количество раз, и в конце концов сдался, видя, что этот крест не возьмет ни одна кислота. Меня уколол приступ ностальгии.

А Сонька все еще тут, она смеется, она прижимает меня к себе. Но потом ею овладевает неописуемая грусть, она резко отстраняется и, вытирая блестящие на солнце слезы, кричит: «О боже, Аза, зачем ты закопала меня? Я же еще живая».

Кир сидел рядом и рассматривал кулон, который он успел сорвать с одной из деревяшек.

И я иду к ней, я пытаюсь сказать ей, что Сонька уже давно мертва, что ее сердце не бьется, но волны подхватывают меня и бьют об острые камни с чудовищной силой. И где-то там, в пучине морской воды, нас поджидают сотни глаз.

А волны все утаскивают меня вглубь, не давая сказать ни слова…

Я не выдержала и прикоснулась к холодным деревяшкам.

Ох Сонька, если ты слышишь меня, скажи, что нам делать дальше…

– Ну что, – Кир крепко сжал голубенькую капельку, обрамленную в золотую рамку, в руке. – Вот и она, наша любимая Родригез. – Замолчал, переводя взгляд на ясное и голубое безоблачное небо. – Заночуем здесь, а дальше – по прямой в Слипстоун. Хватаем Дэвида и плывем в Каролину. Все ясно?