Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

Маленькая черная точка, появившаяся в центре зала, вдруг стремительно стала расширяться, пожирая все вокруг, и через несколько мгновений непроницаемая пустота поглотила пространство и время. И в этом мраке я увидел глаза, внимательно и строго глядящие на меня… И когда в них промелькнула искра сожаления, я понял, что это мои глаза, но почему-то напротив… Have a pleasant journey…

***

Резкая трель дверного звонка визгом пилорамы вонзилась в воспаленный мозг, превращая его в мелкое крошево и разбрызгивая ошметки по стенам. Глаза выскочили из орбит и каучуковыми шариками запрыгали по полу, с удивлением оглядывая помещение с качающимся потолком. Голова, с бешеной скоростью вращавшаяся вокруг своей оси, постепенно замедлила движение и наконец застыла в нормальном положении. И тогда я понял, что нахожусь на холодном и грязном полу собственной прихожей, валяясь в одних трусах и футболке.

Шок, испытанный мной один раз, когда, нерасчетливо приняв чрезмерно большую дозу психотропного средства, я вдруг обнаружил себя в пустом вагоне питерского метро, за четыреста километров от дома, без копейки денег в кармане, не имея ни малейшего представления о том, как это произошло, был ничто по сравнению с тем ужасом, что я испытал сейчас. Огненной кометой обожгла истеричная мысль– я ведь в розыске, мне никак нельзя домой! Тут же волна адреналина с бешеной скоростью пронеслась по венам и тяжело ударила в виски, буквально подбросив меня вверх. Дико оглядевшись, словно зверь, загнанный в угол, я уже был готов ломиться, рваться, бежать отсюда неизвестно куда, лишь бы подальше, лишь бы не быть здесь. Животный страх– что может знать о нем человек, пока сам не станет животным?

Но вдруг ослепительная стрела озарения пронзила мозг– да ведь я дома! Я только что вышел в прихожую из комнаты, после того как у меня закружилась голова! Меня напугало зеркало, и я потерял сознание! А все остальное– только сон. Всего лишь сон. Машинально я взглянул на свое отражение: конечно же, в зеркале был точно такой же я, в трусах и футболке, все еще сильно испуганный, но уже начинающий догонять комичность ситуации. Вот это да! Вот это «хрустальная мечта»! В жизни не пробовал такого кайфа– самый настоящий экстрим. Теперь я знал, чего мне не хватало в жизни: Мечты! Это действительно сверхвершина совершенства, волшебное путешествие по иным мирам, полное драматизма и остроты. Да это самый настоящий кайф! Кайф!!! Я вдруг понял, что кричу в полный голос, и, смущенно оборвавшись, подмигнул своему отражению.

Настойчивый звонок повторился снова, и почему-то я уверился, что это Лисичка, вечером не дождавшись меня в «Норде», примчалась спозаранку в надежде раздобыть лишний кубик для поправки здоровья. Это было как нельзя более кстати, потому что сейчас мне срочно требовались свободные уши поклонника, который смог бы по достоинству оценить мою крутизну,– все-таки не каждый может похвастаться подобным приключением. С легкой улыбкой в уголках губ я подошел и щелкнул замком, приоткрывая дверь. В тот же момент страшный удар ногой в высоком черном кирзовом ботинке отбросил меня к стене, и, ошалев от боли, я скорчился в три погибели, не имея сил даже застонать. Следующий удар тяжелой рукояткой пистолета по шее выбил из меня остатки сознания, надолго пригвоздив к полу.

… Тяжелые капли воды мерно ударялись о какой-то невидимый лист железа, и этот стук гулко отдавался в пустой голове, вытягивая из черной пропасти первые проблески сознания. Странно, что в мире не осталось других звуков, словно они все разом разложились на составляющие и превратились в монотонную капель. Кто я? Где я? Наверное, целая вечность прошла, прежде чем я начал потихоньку обретать способность реагировать на окружающую действительность. Вместе с сознанием вернулась нестерпимая боль, и я вдруг понял, что руки мои закручены за спину, а в запястья хищно вонзились безжалостные челюсти застегнутых до последних зубчиков металлических браслетов. Приподняв гудящую голову, я долго не мог настроить изображение и звук, пока наконец зрение сфокусировалось и очертания предметов приобрели необходимую резкость. Взгляд уперся в двух исполинского роста «гоблинов» в бронежилетах поверх камуфляжей с короткоствольными автоматами в руках, в живописных позах суперменов замерших посреди прихожей и настороженно глядевших через прорези черных масок. Послышались тяжелые шаги, и еще два гиганта в кожаных куртках появились из глубины квартиры, успокоено пряча в наплечные кобуры пистолеты. Обстановка заметно разрядилась. «Гоблины» расслабились, а один из амбалов, мужик лет сорока с усами запорожского казака и прозрачными светлыми глазами, присел передо мной на корточки и, довольно ухмыляясь, прошипел:

– Ну что, урод, ты задержан по подозрению в убийстве.

Мир, на мгновение зависнув, с оглушительным треском рухнул в преисподнюю, и мне показалось, что я умираю. Липкие пальцы страха намертво вцепились в душу, скрутив ее в тугой узел, противная тошнота подкатила к горлу, а живот наполнился предательской слабостью. Вот и все, конец– банальные слова, звучащие фальшиво в устах киногероев, приобрели совершенно реальное содержание, заставляя полностью прочувствовать страшный смысл безысходности. Безвольно упавшая голова со стуком ударилась о пол и состояние абсолютной апатии охватило меня, начисто парализовав все мысли. Вот и довелось на собственной шкуре испытать, что чувствует человек, до которого дотянулся карающий меч правосудия. Тысячи телевизионных сюжетов криминальной хроники, рассказывающих о задержании преступников, сошлись в один– единственный, героем которого выпало быть мне. Словно со стороны я видел себя, тощего и жалкого, неодетого, с вывернутыми назад и закованными в наручники руками, неподвижно лежащего у ног уверенных в себе, больших и сильных солдат, стоящих на страже закона. И безгласный вопль отчаяния рвется из глубины души: режиссер, остановите съемку! Я не хочу быть в этом сценарии! А невидимая видеокамера бесшумно продолжает фиксировать очередную победу добра над злом. «Хрустальная мечта» снова оказалась лишь обманчивой иллюзией, вдребезги разбившейся о твердыню действительности, и теперь мне оставалось только молить о пощаде, ибо вряд ли кто-то стал бы завидовать мне, особенно после такого начала.

Усталый человек, судя по всему, это был оперативник, сказал несколько малопонятных фраз по рации, шипевшей у него в нагрудном кармане, и, выслушав ответ, кивнул мне.

– Давай быстренько поднимайся и иди одевайся. Поторопись, сейчас сюда люди придут.

Чей-то слабый голос– неужели мой?– попросил снять наручники. Опер чуть задумался, но, видно, понял, что каких-то эксцессов с моей стороны вряд ли приходится ожидать. Привычно звякнув ключиком, он быстро освободил мне руки. Потом, достав из куртки сигареты, закурил, равнодушно глядя мимо меня. Да и что я ему? Даже не человек, а так, тварь, каких приходится встречать по десять раз на дню. Работа такая– уничтожать тварей и то, что для меня– крушение всей жизни, для него лишь незначительный эпизод этой работы, один из череды подобных. Как сомнамбула, я встал и поплелся в комнату, растирая запястья и морщась от боли, сопровождаемый одним из «гоблинов», ежесекундно готовым самым жестоким образом пресечь любые попытки к сопротивлению.