Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

Опасения его, конечно же, подтвердились– всыпали ему по первое число. Он очень живописно пересказал весь этот неприятный разговор Михалычу, пока мы втроем коротали время в кабинете, ожидая, когда доставят свидетелей стрельбы в «Ярви». Я даже немного посочувствовал Антону, хотя, конечно, все мои мысли были заняты лишь предстоящим освобождением, и я с нетерпением ждал этого момента. Тем не менее пришлось еще почти три часа крепиться, пока был выполнены все необходимые формальности и составлены все проколы. Семь свидетелей убийства, поочередно появляясь в кабинете, единодушно опознали меня как человека, застрелившего бармена Эдварда. Начальник следственного отдела прокуратуры, непосредственный босс Антона, пожелавший присутствовать при опознании несмотря на позднее время, просто за голову хватался и поминутно протирал очки, после чего отбыл в самых расстроенных чувствах. Перед уходом он раздраженно вынес свой вердикт:

– Ничего не поделаешь, надо отпускать человека.

По телефону Антону сообщили предварительные результаты экспертизы– конечно же, пистолет оказался тот самый, никого это не удивило, все уже совершенно смирились с тем, что дело «повисло». Сергеев поникше сидел за столом, рассеянно глядя на опера Михалыча, состояние которого было не на много лучше. Чаще всего повторялась фраза из мультфильма «Следствие ведут колобки»: «Ничего не понимаю». Мне это уже сильно начинало действовать на нервы, потому что я понимал еще меньше, несмотря на то что обладал гораздо большим объемом информации. Ума хватило держать язык за зубами, не обращая внимания на то, что и следователь, и оперативник страстно желали услышать от меня хоть слово, которое могло дать им возможность выстроить хотя бы примерную версию. Нет уж, ребята, разбирайтесь сами, тут я вам не помощник, все это может мне слишком большим боком выйти.

Наконец, Сергеев взял у меня подписку о невыезде, предупредив, что без его разрешения я не имею права покидать город до окончания следствия, поскольку у них могут возникнуть ко мне вопросы. Я понимал, что это делается больше для проформы, и не стал спорить, радуясь и такому финалу. Был уже первый час ночи, и я засобирался домой.

– Антон Николаевич, ключи от квартиры и от машины отдай мне, пожалуйста. И документы тоже.

Он молча положил на стол связку ключей, вынул из папки мой паспорт и документы на машину. Я кивнул.

– Всего хорошего. И счастливо оставаться.

Михалыч невесело подмигнул мне:

– Зла не держи за жесткое задержание. Служба такая. Всего доброго. Береги себя.

Как на крыльях я вылетел из этого мрачного дома и не огладываясь быстро зашагал по безлюдной улице, даже не сообразив, что иду в другую сторону. Внутри бушевала целая буря чувств, меня так и раздирало желание побежать, и только боль в коленях и отдышка не позволяли это сделать. Я спешил убраться подальше от этого страшного места, которое теперь долго буду обходить стороной. Слава Богу, слава Богу, что все так закончилось! И хотя у меня еще оставались сотни нерешенных вопросов, я спокойно отмахнулся от них– у меня еще будет время, чтобы во всем разобраться. Сейчас я просто хотел насладиться совершенно непередаваемым чувством свободы, захватившим мою душу. Конечно, это не та подлинная свобода, свобода от зла, свобода от раздирающих противоречий, свобода от страстей– нет, это просто пьянящая воля, возможность самому перемещаться в пространстве, идти куда хочешь или куда глаза глядят. Воля! Чтобы прочувствовать ее, стоило попасть в тесную клетку– а иначе ее не замечаешь. Мы ведь никогда не дорожим тем, что имеем, устремляясь в погоню за иллюзорным счастьем. И лишь будучи обманутым очередным миражом, учимся ценить настоящее. Полной грудью я вдыхал прохладный влажный воздух, и мне казалось, что нет чудеснее аромата, чем ночной запах осенней улицы после дождя. Терпкий запах опавшей листвы, запах мокрого асфальта, запах прогоревшего бензина, свежий запах близкого озера– есть ли что-нибудь приятнее этого букета? Запах воли!

Но мало-помалу эйфория отпускала меня, уступая место усталости и тянущей ломоте во всем теле. Я почувствовал, что пешком до дому мне не дойти, тем более выбранный путь был на несколько кварталов длиннее, чем если бы я сразу пошел в нужную сторону. К тому же сознанием плотно завладела мысль о наркотиках и возможности легко и быстро поправить здоровье одним лишь уколом, и, как бы иллюстрируя ее, тело вообще грозило выйти из повиновения от совершенного бессилия. В принципе, я понимал, что стоит мне лишь принять решение уколоться, и сами собой придут силы, которых вполне хватит, чтобы домой добежать бегом. Но в том-то все и дело, что такое решение мне было очень неохота принимать. Если сейчас у меня есть хоть какой-то шанс переломаться до конца и освободиться от зависимости, то даже единственный укол поставит на этой надежде жирный крест, потому что потом я уже тем более не смогу собраться с силами. Ужасное состояние ломки обуславливается скорее даже не физическим самочувствием, а психологическим настроением– рабыня-душа сгорает от страсти и в безрассудном ослеплении готова использовать все средства, лишь бы победить последние проблески разума. Я реально чувствовал, что раздваиваюсь, что во мне происходит настоящая борьба. Борьба добра со злом. И я был на стороне добра, я не хотел колоться, но вдруг отчетливо понял, что проиграл, и первое, что я сделаю, когда доберусь до дому,– вмажу приличную дозу. «Огненный меч выпал из ослабевших рук воина, и, тяжело громыхнув латами, он рухнул ничком с горькой мыслью о поражении в затухающем сознании…» И в отчаянии подняв глаза к черному небу с тусклыми звездами в разрывах облаков, я из последних сил взмолился: «Господи Иисусе Христе, помоги мне! Не дай мне погибнуть в этом болоте! Я знаю, что без Тебя мне не справиться, я совершенно ни на что не способен!»

И вдруг я почувствовал, как что-то произошло. Произошло не видимым образом, а что-то внутри,– словно весы качнулись в другую сторону, и умирающий воин вдруг ожил и сам нанес смертельный удар. Нестерпимая жажда наркотика вдруг отступила, и хотя мне по-прежнему было плохо и больно, я знал, что смогу это терпеть. Я хочу стать свободным, я устал от невыносимой тяжести плена, я хочу вырваться из него! Я хочу перерубить проклятую веревку, привязанную к ноге! И в сознании сами собой вдруг откуда-то выплыли слова молитвы: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!» И голос Ангела вдруг отчетливо произнес: «Не бойся, только веруй и спасен будешь…» Это прозвучало настолько ясно, что я даже невольно оглянулся, но, конечно же, никого рядом не оказалось– я был совершенно один на абсолютно безлюдной улице. Издалека доносился сильно приглушенный шум проспекта, где с воем проносились последние троллейбусы и шумели машины, но туда еще нужно было дойти, и я решил перекурить. Но стоило только щелкнуть зажигалкой, как из-за поворота, обогнув стеклянный куб универмага, вальяжно выкатился сверкающий оранжевый автобус. Я наудачу махнул рукой– он послушно остановился, с шипением распахнув заднюю дверь. Заняв место в полупустом салоне, залитом ярким голубовато-белым светом люминесцентных ламп, я прильнул к черному окну и стал вглядываться в знакомые очертания проплывающих мимо зданий.