Ирина Андрианова-Голицына - Потерянные ключи [litres самиздат]

– Однако НТ ничего не помнит об этой встрече. Она уверена, что впервые увидела Николая на стадионе пару дней спустя.

– Не забывай, какое у нее было состояние. Тем более, в первые дни после ЭТОГО события. Да она просто могла его не заметить. Например, навстречу шли несколько человек, она сосредоточилась взглядом на каком-нибудь умильном ребенке в коляске, а нервного тщедушного паренька в немодной черной куртке и не заприметила.

– Поэтому он решил ее прощупать? – догадался я. – Стал подкарауливать на стадионе?

– Да. Думаю, все дни «ухаживаний» судьба чудом выжившей НТ опять висела на волоске.

– Почему он просто не напал и не отнял ключи? Он же быстро понял, что опасения были напрасны – она ничего не помнит. И на стадионе они были одни.

– А вот и нет, не понял. – Костя с удовольствием доедал наши подсохшие пирожки. – Его подвела привычка все усложнять. Вместо того, чтобы удовлетвориться простым объяснением, как и должно всегда делать, он стал допытываться, а нет ли тут какой-нибудь хитроумной ловушки? Например, не изображает ли Тася перед ним беспамятство, чтобы собрать побольше улик для его разоблачения? Ведь пока, рассуждал он, у нее нет никаких доказательств того, что он что-то хотел с ней сделать. Тем более, если у него ничего и не получилось. А вот если у нее под одеждой – передатчик, и она ждет, что он скажет что-то про ту ночь в комнате общаги, то вкупе с привлечением в качестве свидетельницы Хозяйки-1 может что-то и получиться… Поэтому он держится чрезвычайно любезно, но – ничем не выдавая того, что знает Тасю. Напряженно следит за ней – не проговорится ли она, что все знает , и в то же время за собой, чтобы не проговориться самому.

– И даже тест на имя, когда НТ откликнулась на чужое имя Лена, не убедил его, что бояться нечего? – спросил я.

– В этой ситуации, что бы она ни сказала, он бы все интерпретировал в противоположном смысле. – Мы с ним перешли в комнату-барахла, я раскладывал вещи. – Его мозг был готов принять любую конспирологическую версию. Да, думаю, «Лена» – это был тест. Но НТ, если ты помнишь, отреагировала неоднозначно: вроде бы и удивилась, но вместе с тем и согласилась, что она – Лена. Интересно, «внедрял» ли Николай ей информацию о каком-то новом имени. Вообще, скорее всего, нет. Наверняка манипуляции были очень простыми: дать ей какую-то психотпропную бурду (кстати, хорошо бы выяснить, где он учится – не в медицинском ли ВУЗе, или на каком-нибудь химфаке) и понадеяться, что она от этого потеряет память. Все эти мысли про программирование – ненужное усложнение. Зачем это ему? Если он хотел подобраться к квартире, то чем меньше информации остается в голове у ее хозяйки, тем для него лучше.

– Значит, весь этот причудливый информационный микс к ее голове возник случайно?

– Ну конечно. Никто не знает, как подействует препарат в том или ином случае. Может, у кого-то он полностью отшибал память, а у Таси сохранились какие-то остатки, которые сплелись в такой вот странный узор.

– Но этот узор состоит из сегментов, которых в прежней Тасе вообще не было! – возразил я. – Она не читала тех книг, которые знает НТ, у нее не было того интеллектуального багажа, которыми обладают ее, назовем их – «фрагменты личности». Единственное сравнение, которое мне приходит в голову – хотя я и понимаю, что оно некорректно – что это куски какого-то более умного человека (или нескольких людей), которые вставили на место частично стертой тасиной личности.

Костя остановился и задумался.

– Ну что ж, предположим, что так, – наконец вымолвил он. – Пусть от Таси остались только простейшие установки. Например, воспоминания о том, как дойти домой, благодаря чему она нашла нужный дом и нужную дверь. Или нелепая мечта выйти замуж, которая проходит красной нитью сквозь все ее досужие умствования. А все остальное – смесь из чужих мыслей. Что ж, выглядит заманчиво, с точки зрения пофантазировать. Непонятно только, зачем ему все это.

Косте уже пора было ехать домой, но он, верный дружескому долгу, решил провести еще одно задуманное «тестирование». Для этой цели НТ было поручено быстренько сообразить обед, чем она немедленно и занялась. Оказалось, что за время своего одиночества перед компом она уже успела не только найти, но даже написать несколько маленьких текстиков для какой-то сомнительной конторки, которая набирала копирайтеров. Я был уверен, что ей ничего не заплатят – с виду это была обычная «разводка» – однако, прочитав тексты, порадовался за НТ. Вопреки костиным опасениям, интеллект ей пока не изменял. В сущности, осталось только найти ей нормальную, честную халтуру, и она сможет даже что-то зарабатывать. Понятно, что этим ей не прокормиться – но ведь для прокорма есть я. А ей главное просто почувствовать себя настоящим человеком, встроенным в какую-то структуру, умеющим что-то делать и имеющим право жить – то, чего она так жаждет.

За обедом Костя был очень оживлен, много острил – что опять-таки совсем на него не похоже – и как бы между делом задавал НТ разные безобидные вопросы. Как я понял, он пытался установить пределы ее информированности об окружающем мире. Я между тем спешно расковыривал очередной неисправный смартфон – утром не было возможности этим заняться, а испытывать на прочность лояльность шефа не хотелось. Перед уходом Костя знаком поманил меня в гостиную, к ноутбуку – посмотреть, нет ли новых ответов от тасиных френдов. Из 258 вконтактовых друзей на мой вопрос о Николае к этому моменту ответили чуть больше 30 человек. Большинство ответов по-прежнему гласили «а кто это такой?». Человек 7 его вроде бы знали или хотя бы слышали о нем, но хором отвечали, что давно не общались. Включая павловских подружек. Одна девушка весело написала «А я думала, ты лучше знаешь, где он))». Мы пролистали фото на странице – так и есть, одна из участниц павловской прогулки. Мы уже не надеялись на успех, во всяком случае, сегодня, как вдруг пришло новое сообщение. Незнакомая мне френдесса (ее на павловских фото не было) дала неожиданный ответ: «Думаю, моя тетя могла бы что-то о нем знать. Они переписывались и даже вроде перезванивались. Но она умерла». Мы неуклюже выразили соболезнование от имени Таси. Девушка сразу ответила: «Ничего, я уже оправилась. Две недели прошло. Инфаркт. Слава богу, у меня самой маленький ребенок – заботы помогают отвлечься». Расспрашивать дальше было неловко, да и рискованно: кто знает, насколько близко племянница покойной знала Тасю. Как бы она не удивилась, что та не в курсе чего-то общеизвестного и вообще разговаривает как-то не так. Однако пока это была единственная нить, за которую можно было ухватиться, и мы решились: «А может, он у нее на странице как-то отметился? Можно, я туда загляну?» «Я бы с радостью сама туда заглянула. Но страницы тоже нет. Похоже, незадолго до смерти она ее удалила. Недавно я захотела посмотреть ее записи, а страницы уже нет – удалена. Я даже написала в администрацию «Вконтакте», приложила фото свидетельства о смерти и своего паспорта, написала, кто я такая. Я думала, что кто-то из ее знакомых решил оказать такую странную услугу и удалить ее страницу после ее смерти. Но мне ответили, что аккаунт удален самим пользователем».