Ирина Андрианова-Голицына - Потерянные ключи [litres самиздат]

– Жаль, девушка не догадалась спросить, какого числа аккаунт удалили, – заметил Костя. – Наверняка она бы сильно удивилась, узнав, что пользователь удалил его уже после своей смерти.

– Ты тоже думаешь, что это та самая сорокалетняя дама, с павловских фото?

– Очень возможно. Можно было бы для проверки девушке ее фото – как бы на память. Но мне неудобно. Но сам смотри: дата смерти совпадает с ТЕМ днем. С прежней Тасей действительно могла переписываться именно она, а не Николай. Николай завладел ее аккаунтом уже потом, после ТОГО дня.

– Вероятно, вместе с ее белым нетбуком. Так вот откуда он взялся. Хорошо бы спросить у девушки, не было ли у тетки белого нетбука.

– Не стоит. Это вызовет подозрения.

– Да, действительно не стоит.

Мы распрощались с Костей, договорившись завтра связаться для обмена новостями. Хотя теперь шансы найти Николая резко упали. Понятно, что если он хоть как-то причастен к смерти этой женщины, то заляжет на дно глубоко и надолго.

Как ни старался, я успел починить до вечера только один смартфон. Но, чтобы как-то оправдаться, решил совершить услужливый рейс в контору ради него одного. Тася, конечно, вновь прицепилась к моему рукаву. Мы успели до конца рабочего дня. Шеф был не очень доволен – он ожидал от меня большей скорости. Тем не менее, в счет старого кредита доверия, сунул вдогонку еще старенький нетбук (правда, это был черный). Он, скорее всего, пал жертвой неправильно скачанных виндовских обновлений, и работы там было на 15 минут. Я запрятал его в свою коробку, проложенную внутри поролоном, и клятвенно пообещал привезти его завтра вместе со вчерашними смартфонами (втайне надеясь, что с ними тоже сложностей не возникнет, хотя я их даже не открывал!). НТ молча стояла рядом, глядя себе под ноги.

На обратном пути от метро (был уже восьмой час) мне пришла в голову мысль еще раз заглянуть в общагу в Хозяйке-1. Пока она была единственным живым человеком, про которого мы знали доподлинно, что он знаком с Николаем. Легкость костиного общения меня вдохновила, и по пути я придумывал лаконичные фразы, которые смогли бы сбить ее с толку хоть на секунду – пока она не успеет захлопнуть дверь перед нашим носом. Но все оказалось напрасно. Дверь комнаты была заперта. Соседнюю дверь – бывшую тасину – открыла молодая, но некрасивая узбечка с огромной родинкой на щеке. За спиной звучала похожая на нее музыка – восточная и некрасивая.

– Не знаю… Утром еще нету. Целый день нету! Ушел, я стучусь, стучусь, и нету.

Похоже было на правду. А также на то, что квартиранты были бы очень довольны, если бы Х-1 было бы «нету» всю оставшуюся жизнь. При условии, конечно, что потом никто не предъявил бы им претензий по квартплате. Насчет второго я не был уверен, а вот по поводу первого готов был поставить крупную сумму. Х-1 поняла, что «темное дело» раскрыто, и сбежала. Судя по тому, насколько оперативно она это сделала, она была посвящена во все несколько глубже, чем решили мы с Костей.

– Вообще-то она редко уходит надолго, – неуверенно комментировала НТ по пути домой. – У нее тут три комнаты сдаются, и она все время следит, чтобы вовремя платили…

Я помолчал.

– Николай – очень плохой человек, он сделал очень много зла, – наконец сказал я, тщательно выбирая слова. – И ты с самого начала правильно его разгадала. А эта Х-1 – она была его пособницей. Она поняла, что мы его разоблачили, и предпочла сбежать.

– Но почему тогда она ничего не сделала мне тогда, когда я жила в ее комнате? Я же долго там жила. И почему Николай ни разу не пришел тогда?

– Не знаю.

Да ты жила там только один день, думал я про себя. То, что у тебя есть представление о том, что Хозяйка обычно делала, наверное, объясняется остатками старых воспоминаний – той поры, когда ты еще была Тасей и ходила туда к Николаю «в гости». Странно – его тогдашнего ты не помнишь, а вот привычки Хозяйки у тебя отложились. Случайность? Или Николай все-таки старался «вымарать» только себя, а об остальном не подумал?

Поднимаясь по лестнице, я вспомнил и потянул НТ назад – к почтовым ящикам.

– Помнишь, Николай пытался выманить тебя заглянуть в ящик?

– Да. Но это был обман. Там ничего нет. Он просто хотел, чтобы я спустилась, а сам наверняка подкарауливал внизу.

На всякий случай я все же отпер ящик маленьким ключиком. Да, ничего нового, кроме очередной рекламки.

Дома я сразу уселся за смартфоны, попросив НТ принести мне поесть. Я ожидал нехитрых бутербродов, но с удивлением увидел мисочку с простодушным, но старательным салатиком: там были порезанные помидоры, огурцы, лук, чеснок, сыр, сосиски, даже творог. НТ, видимо, решила, что хороший салат должен содержать как можно больше наименований продуктов из холодильника, а логика их связи не очень важна. Я горячо поблагодарил, и она просияла. Жуя эту оригинальную смесь, я убеждал себя в том, что сочетание нескольких качественных продуктов в принципе не может дать некачественный результат, и наука о каких-то «правильных» кулинарных композициях – это, вобщем-то, лукавство («в желудке все равно перемешается»). Ну а какао с молоком НТ при всем желании не смогла бы испортить – он был прекрасен. Молодец , запомнила, что он мне нравится. Вообще у нее очень быстро наращивался информационный багаж – и в бытовой сфере и, так сказать, в абстрактной.

Перед сном я все-таки решился еще раз написать племяннице покойной – «Вконтакте» ее звали Лана Светлая. То ли Светлана, то ли это вообще псевдоним. Обращаться к ней по имени я не решился – вдруг она считает, что Тася должна его знать? Выяснить имя ее тетки тоже не удалось. На стене у Ланы было написала просто «Тетя скончалась сегодня в 15.30, так и не придя в сознание». Под этим постом тянулся шлейф однотипных соболезнований, но ни один из авторов не удосужился назвать покойную по имени. Откуда им было знать, что я-то ее имени не знаю, а спросить от имени Таси не могу! До этого были еще две записи на ту же тему. Сначала «Тетя в больнице. Инфаркт. Здесь писать не хочу, звоните». И номер телефона. Спустя сутки «Врач сказал, что тете лучше. Прошу – помолитесь». Под постом тоже выстроились комментарии, пока что обнадеживающие. Это было за 5 часов до смерти. Я прислал Лане фотографию из Павловска и сделал лаконичную приписку: «Не помню, но кажется, у тебя такого фото нет. Тебе на память». Молчание. Я испугался: а вдруг все наши выкладки с Костей – ошибка? Вдруг это вовсе не та дама, а какая-то другая? Но вскоре пришел ответ «Спасибо. Это ведь из Павловска, да? Она тогда ездила с вами, я помню. И твой Николай тоже тут. Какая она тут хорошенькая». Было очень тяжело продолжать, но я дал себе зарок, что это – в последний раз, и написал: «А как это случилось?» Это было похоже на дежурные сочувственные фразы, которые оставили другие, и Лана, надеялся я, не должна ничего заподозрить. Тем более, она ведь не удивилась, что Тася не знает о смерти ее родственницы. Значит, по ее мнению, они не были близкими знакомыми. «Ей стало плохо на улице. Она упала. Сколько лежала, неизвестно, но надеюсь, что прохожие все-таки быстро отреагировали. Это было в людном месте, у метро. Свидетель, который вызвал «Скорую», увидел ее уже лежащей без сознания». «А у какого метро это было?» – рискнул я. «У Ломоносовской. Ты, кажется, тоже живешь где-то в тех краях? Но на правом берегу, верно?» Так, значит, она не знает, что Тася живет совсем близко к «Ломоносовской»… «На левом берегу, – уклончиво ответил я. – А что она там делала? Разве она там работала?» «Нет, она же фрилансер. Была. Видимо, она ездила сфотографировать незаконную стройку у «Ломоносовской» для статьи – фотографии обнаружились в ее телефоне. Судя по времени, ей стало плохо через пять минут после того, как она их сделала». «Значит, это последние фото в ее жизни» – написал я, подумав, что попросить их себе на память уж точно не решусь. Но вдруг в ленте диалога всплыли три фотографии. «Вот, возьми, может, пригодятся. Ты ведь тоже вроде бы имела отношение к инициативной группе против этой стройки. Или я ошибаюсь? Но она когда-то упоминала тебя в контексте «Ломоносовской». Я подумала, что поэтому».