Екатерина Соболь - Опасное наследство [litres]

Я замер. До сих пор рассказ казался мне глупой, хоть и занимательной выдумкой старика, но вот это… Это было похоже на настоящие слова моего отца, обожавшего прятать все по тайникам.

– Не может быть, – сказал парень с торчащими волосами, чьи мысли приняли тот же оборот, что и мои. – Если бы у него такая ценность была, он бы себя самого к жизни вернул целым и невредимым и не стал с нами из портрета разговаривать.

– Вот тут уж я не знаю почему. Небось была какая-то причина. Но я думаю, несмотря на письмо от него, которое я своими глазами видел, что Джентльмен и правда умер. Мы в доме мертвеца. – Старик оглядел потолок. – И его дух что-то затих. Упокоился, видать.

– Я ухожу! – возмущенно вскочил парень. – Не хочу тут быть. Он нас ограбил!

– Все мы не без греха, – пожал плечами старик. – Но совсем немногие пытаются свои ошибки исправить, а это всегда чего-то да стоит. Он вон даже из-за гробовой доски вернулся, чтобы разоблачить убийцу одной из наших девочек. Я никогда не доверял этому Флинну, но ни за чем подозрительным его никогда не заставал. Каков хитрец! Я чувствовал, что кто-то воду мутит и подбивает всех воровать, но на него никогда бы не подумал. Так что спасибо Доброму Джентльмену, большую услугу он нам даже после смерти оказал. – Старик по-отечески хлопнул портрет по раме. – А где танамор, мы уже не узнаем. Потеряно наше сокровище, и не вернуть его, но в чем сила нашего народа? Мы умеем смириться с потерями, сжать сердце в кулак и идти дальше.

– Может, поищем? – тихо спросил парень, который так никуда и не ушел. – В доме никого. Вдруг наш трилистник тут где-то лежит?

Старик сурово на него посмотрел.

– К Флинну с такими рассуждениями отправляйся, пацан. Если нашему народу когда-то что-то принадлежало, это не значит, что мы сейчас должны дом мертвеца грабить.

Старик с кряхтением выбил трубку в камин и убрал за пазуху. Стук трубки мрачно, похоронно разнесся по комнате. Дети притихли под впечатлением от рассказа, девочка принялась ковырять кирпич в стенке камина, – видимо, искала тайник, – но ее одернула мать.

– Давайте тут, что ли, переночуем? – предложил старик, уютно поерзав в кресле. – Думаю, Джентльмен против не будет. Тепло тут, тихо. Боюсь я на ночь глядя в Фоскад возвращаться: Флинн злится, перенервничал. Таких людей лучше не трогать, когда они на взводе.

– Что же нам делать? – прошептала женщина. – Это что ж, на два лагеря теперь наш Фоскад разбился? Не выгонят же они нас! Куда мы пойдем?

– Утро вечера мудренее, – философски заметил старик. Голос у него уже был смазанный, сонный. – Спите, завтра все само устроится. И послушайтесь моего совета, малыши: не шныряйте по дому и ничего не трогайте. – Он строго посмотрел на притихших детей. – Это дом мертвеца, хоть и гостеприимного. Не испытывайте его терпение.

Старик заснул прямо в кресле, остальные тихонечко улеглись вокруг. Я не думал, что можно заснуть прямо на полу, там же жестко, несмотря на ковер, но ирландцы уснули мгновенно. Я продолжал сидеть на месте, не замечая, как идет время. Вот опять: стоит посидеть неподвижно, и я словно каменею, как будто вот-вот… Я отчаянно зажмурился. Нет, нет, ни за что! Цепляясь за косяк, я кое-как встал, всем телом привалившись к двери.

А вдруг это все-таки правда, ирландская штуковина существует, лежит где-то в доме и вернет меня к жизни? Ну пожалуйста, хоть бы это оказалось правдой! Я с трудом сделал пару шагов, отлепившись от косяка. Тело было как неподъемный и ненужный предмет, который приходится перетаскивать с места на место, но я понадеялся, что, если буду двигаться, оцепенение пройдет. Нужно срочно начинать поиски.

Потом я вспомнил про Молли. Куда она ушла? Может, она все это тоже слышала? Вдвоем искать легче, да и руки у нее работают лучше, я не справлюсь один. Услуга за услугу: я разоблачил ее убийцу, а она поможет мне отыскать танамор и вернуться к жизни.

Я выбрался из библиотеки, держась за стену, поплелся по коридору, заглянул в гостиную, где мы прятались вначале, но там никого не было. Да что ж такое! И тут я заметил на лестнице, ведущей на второй этаж, сиреневую шаль. Я оставил шаль лежать, где была, и начал утомительное восхождение наверх.

Наверное, так же чувствуют себя старики. Дух и разум все те же, что прежде, но тело больше тебе не подчиняется. Молодое тело – это просторная клетка, но с годами она сжимается, как тиски, пока наконец не выдавит из себя дух и не развалится, освободив его.

Вот под эти невеселые мысли я добрался до второго этажа. Молли обнаружилась в спальне моей матери – отправилась туда, где переодевалась до этого.

Она лежала на кровати, и в первую секунду я подумал, что она умерла окончательно: лежит на спине, руки сложены на груди, глаза не моргают. Я подошел и сел на край кровати.

– Эй, – хрипло начал я. Голос сел – похоже, не только ноги начинали мне отказывать. – Мне нужна твоя помощь. Я такое услышал! Похоже, мой отец ограбил Ирландию даже сильнее, чем ты предполагала. Это звучит, как бред, но он, похоже, украл у вас танамор. Трилистник Мерлина.

Я криво улыбнулся и вытянул шею, пытаясь поймать ее неподвижный взгляд. Она медленно повернула голову ко мне, но вместо «О, какая невероятная новость!» сказала:

– Мне кажется, я в глубине души знала, что это он.

До меня не сразу дошло: она не про моего отца, а про Флинна.

– Ну, зато ты теперь знаешь правду, – прохрипел я. – Ты разве не этого хотела?

Но, кажется, хотела она все-таки не этого. Если правда действительно может убивать, то вот сейчас я видел этому подтверждение. Молли очень сдала с тех пор, как я видел ее в последний раз. Словно единственной силой, поддерживающей в ней жизнь, было желание узнать, кто убил ее, и глупая любовь к Флинну. И когда две силы сошлись в одной точке, Молли легче не стало.

Я что-то забормотал, и она посмотрела на меня тяжелым взглядом, почти с ненавистью.

– Оставьте меня в покое. Помираю я.

– В каком смысле «оставьте»? Ты у меня дома! Я запрещаю тебе тут помирать! – Я нервно хохотнул. Получился звук, больше напоминающий карканье. – Тут и так слишком много народу померло. Я тебе не рассказывал про репутацию своего дома? Расскажу, пока будем искать. Вставай, у нас есть дело!

– Дело, – медленно повторила Молли, словно отыскала в памяти что-то давно забытое. – Точно. Как я могла забыть.

Она сползла с кровати, подхватила свою покрытую землей сумку и стремительно пошла к двери, как никогда напоминая привидение. Такую скорость я уже не мог развить, но попытался.

– Стой! Не уходи! – прохрипел я, кое-как продвигаясь за ней вдоль стены.

Однажды я был на балете. Труппа из Лондона приехала с гастролями в городок Динхилл, рядом с которым располагался наш пансион. Помню, как мне понравилось, что танцоры выражали свои чувства движением. И сейчас, продвигаясь вдоль стены, я подумал: вот бы поставить сольный танец, движениями выражающий умирание. Но чтобы это было эстетично, танцевать должен красивый танцор, изящный, как птица. Может, «умирающий ворон»? Звучит неплохо! «Великий хореограф Джон Гленгалл открыл нам новые грани танца и покинул скорбящий мир».