Алексей Мерцалов - Бист Вилах. История одного Историка. Книга первая

– Министр? – исчерпав аргументы, воскликнул Дариор.

– Делайте, что вам говорят, – обречённо вздохнул раненый Дюран. – И Банвилю прикажите молчать! Так будет лучше для всех.

– В таком случае вы все просто спятили! Идиоты! – рявкнул Мортен. – Я комиссар парижской полиции и обязан принять меры в связи с инцидентом! Это моя компетенция, и не удивлюсь, если в скором времени вы сядете за решётку, мсье Мещанов.

– Не поднимайте пыли, комиссар! – отмахнулся Михаил Иванович. В его поведении угадывалась господская размеренность, спокойствие человека, который всегда в себе уверен. – Подумайте: ведь для вас гораздо выгоднее скрыть преступление, чем поднимать тревогу. Во-первых, меньше забот. Сейчас вам надо мыслить о Парижском маньяке и посвящать его персоне все свое время. Во-вторых…

– Будете предлагать деньги? – хищно оскалился Мортен. – Не выйдет!

– Нет, – губы Мещанова расплылись в злорадной улыбке, – я предлагаю вам жизнь. Либо вы, целые и невредимые, уходите отсюда, приняв мои условия. Либо никто не узнает, что случилось с молодым историком и комиссаром парижской полиции. У вас два варианта. Выбирайте.

– Министр? – на этот раз воскликнул Мортен, но Дюран лишь сокрушённо покачал головой, соглашаясь с мнением Мещанова.

Да, хорошую политику развёл Михаил Иванович! Железная дорога на него молится, чиновники закрывают глаза на подобные вольности. Ещё пара лет – и его превосходительство подберёт под себя всю Францию.

Во взгляде Мортена блеснула неукротимая ярость. Он вопросительно посмотрел на Дариора. Тот в свою очередь огляделся. Пять человек, не считая Мещанова и Дюрана, расположились фронтально посреди сквера, позади двое дворецких (или садовников, как их там?) преграждали путь к выходу. Но стоило взглянуть на дом – как всякая охота к сопротивлению иссякала даже у самых храбрых людей, а Дариор и Мортен, несомненно, таковыми являлись. Из каждого окна, которые теперь исполняли роль бойниц, высовывалось по два винтовочных ствола, в лоджиях зловеще дымились пулемёты, а старинная картечница в дверях и вовсе не выражала никакого радушия. Окинув взглядом всю эту красоту, Дариор отрицательно качнул головой – нет смысла. Прорваться не получится. Мортен недовольно засопел, но с места не двинулся.

– Значит, вы закроете глаза, возможно, на самое кровавое преступление ХХ века? – Дариор обратился к Дюрану, который всё больше покрывался тенью опустошения. – Вы, директор департамента полиции, не разрешите начинать расследование? Укроете десятки трупов? И всё ради чего, позвольте узнать? Из-за крепкой дружбы?

– Самое кровавое преступление последних лет – дело Парижского маньяка, которое вы успешно провалили! – заорал Дюран и неожиданно вскочил. Кажется, совесть всё-таки теплилась в его душе. Но другое непонятное чувство одержало верх, и Министр, покрывшись от стыда краской, закатил гневную тираду. Лучшая защита – нападение. Именно этим он и воспользовался.

– Всё, что произошло здесь, – не вашего ума дело! – рявкнул Дюран. – Благодаря вам погибло тридцать семь человек – гигантская трагедия на вокзале, – и в награду за это мы ещё имеем убийцу, который продолжает очищать улицы от подвернувшегося под нож народа! Такого побочного эффекта министерство не потерпит. Оставьте сегодняшний инцидент на моё попечение. Ваша задача – маньяк! Кроме того, в связи с недавними событиями придётся предпринимать крайние меры. Вчера вечером я известил непосредственное начальство о закрытии дела. Однако снова-здорово. Если, не дай бог, премьер-министр или, упаси боже, президент узнает, что Парижский Демон на самом деле скрылся, мы с вами лишимся не только своих мест, но возможно и жизней. Завтра в полдень у меня консультация с личным секретарем президента. Обмануть такого человека я не могу, и потому расскажу ему чистую правду во всех подробностях. Разумеется, о нашей неудаче тут же узнает всё правительство. У нас мало времени, но нужно срочно приниматься за дело. Даю вам срок до следующего утра. Если к рассвету убийца не будет ликвидирован, можете рассчитывать не только на отставку, но и на гораздо худшие последствия. Поймите правильно: дело зашло слишком далеко, и у меня нет выбора. Прошу вас: найдите его.

– А что скажете вы? – спросил Дариор у Мещанова.

– Мне к речи Министра добавить нечего, – не ответил, а отмахнулся Мещанов. Ненадолго задумался и молвил с завидной непосредственностью: – У вас нет выбора, господа. Ищите, вынюхивайте, переворачивайте город вверх дном, но помалкивайте. И тогда, возможно, останетесь целы. Хотя мне кажется, что вы уже слишком много знаете. Опасно оставлять вас в живых, но я рискну. Не из-за человеколюбия и лишней морали, а по другим причинам. Так что можете наслаждаться жизнью, Алексей Михайлович. Но только пока.

– Хорошее начало для крепкой дружбы! – Дариор расплылся в улыбке. Затем поклонился и угрюмо зашагал к воротам. Комиссар не улыбнулся и не поклонился. Сначала хотел было что-то сказать, но не нашёл слов, а потому мрачно выругался и пошел прочь. Мещановские люди преградили дорогу, но он зарычал так свирепо, что те в ужасе отскочили. У ворот поджидал растерянный лейтенант Банвиль. Пришло время о многом поговорить. Дариор иронично взглянул на покатую крышу шато, досадно усмехнулся и сел в машину. Так закончился праздник.

– Кощунство! Полнейшая деградация общества! Гниль в государственном аппарате! Если уж высокопоставленные министры потакают нынешним дельцам, то скоро от страны останутся одни руины. Поверьте мне: локомотив государства катится под откос, с каждым годом набирая темп, и если на его пути не встанет, скажем, поваленное дерево, мир утонет в хаосе! И самое главное – мы не только не можем помешать этому, но и являемся непосредственными участниками неслыханного коррупционного беспорядка!

Мортен разглагольствовал всю обратную дорогу из шато Мещанова. Жуткая тряска в шафрановом «рено» невообразимо действовала ему на нервы и побуждала к необычному красноречию. Банвиль отпустил казённый автомобиль, и теперь Дариор ехал в компании двух полицейских. Мысли кружились в его голове буйным хороводом. За последние пару часов молодой человек пережил столько, что и вспомнить страшно. Логически картина произошедшего никак не обрисовывалась, и Дариор ехал с совершенно опустошённым видом, не особо прислушиваясь к восклицаниям комиссара.

– Меня больше волнует не гниль внутри государственного аппарата, а внешние раздражители, – отрешённо пробормотал историк. Автомобиль отъехал уже на порядочное расстояние от шато и теперь двигался по пригородному шоссе. Ветер яростно бил в лобовое стекло, а вдруг пробудившийся снег густо валил из потемневшего неба. Дариор заметил, что его слова не поняты, и поспешил объяснить: – Проще говоря, каким образом маньяк до сих пор жив?