Сесиль Монблазе - У коленей Ананке

Однажды она, видимо, устав от обычной беседы, спросила я, почему он так и не поинтересовался ее политическими взглядами. «А надо было?» «Нет, но все же, мы познакомились с тобой в тусовочке. Почему бы не спросить друг друга, хотим ли мы иерархию, как мы относимся к рынку эт сетера». Ее палец немного помедлил над клавишей, и дальше она продолжила. «Ты многого обо мне не знаешь». «Это что-то личное? Весь в нетерпении». «Нет», – написала она и помедлила, слегка касаясь указательным пальцем клавиши от страха. «Я… либералка», наконец неохотно написала она и вздохнула. Если он сейчас отвернется от нее, что ж, так тому и быть. Она взяла с пола бутылку с минеральной водой и сделала один нервный глоток, потом, подумав, выпила воду еще. Он все не отвечал. Она могла бы его понять, если бы так сильно не привязалась писать к нему каждый день, посвящая почти во все свои проблемы. Так, он первый узнал о том, что к ней однажды подвалил товарищ майор и долго спрашивал о том, знакома ли она с Китом и не может ли стать лидеру движения чуть ближе, чем его холодильник. Предложение она отвергла с возмущением, потому как Кит был давно и успешно женат аж на нескольких азиатках и успел произвести на свет несколько детей. Быть третьей или четвертой в гареме далекой мусульманской страны даже у худого высокого парня ее не слишком-то прельщало.

Тут зазвонил телефон в проге, из-за чего она спешно поставила трясущимися руками банку на пол и почти сошла с ума, нажимая на клавишу «ответить». В динамиках раздался голос ее собеседника, увеличенный до размера громкости Ниагарского водопада. «Ты за феминизм?» – грозно прокричала трубка. «Нет», – обрадованно вздохнула она. «Ты считаешь, что межрасовые браки благо?» «Нет же, они размывают расовые черты и не создают ничего нового, даже в интеллектуальном плане. Но я искренне уверена, что африканцы вполне в состоянии создавать высокую культуру, я джаз слушаю…» «Слава Богу», произнесло эхо на том проводе. «Ты за либертарианство?» «И это тоже нет, я могла бы скорее назвать себя социалисткой, потому что я…» «Когда мы увидимся?», произнес голос. Она лихорадочно пошарила по столу в поисках бумаги, и, не найдя ничего, кроме испорченного тюбика помады, записала на гладкой черной поверхности домашний адрес Яра. Само собой, после неожиданного введения во власть философа Алексеева ей предстояло увидеться с ним уже на других, более явных и почти неприличных, условиях.

– Вы действительно считаете, Николай – можно вас так называть? – Алексеев смущенно мотнул головой, непривычный к обстановке роскошного кабинета, в которой происходила встреча с новыми министрами, – что такой способ размножения населения будет самым удобным для нас и наиболее приличным для него? Это как-то поможет устранить тот разврат и бездны греха, в которые мы упали за последние десять лет? – допытывался меж тем оставленный с прошлого президентства рыжий депутат, недовольно потрясая козлиной бородкой над планом, вчера начисто переписанным рукой самого Лидера.

Алексеев вздохнул и развел руками – у него не было желания спорить с религиозными фанатиками, и потом, разве мысль античности не породила саму ту церковную философию, за которую ратовал рыжий? Пусть скажет спасибо, что ни одна церковь в мире от него не отказалась, уж слишком часто он их менял, не забывая облить грязью предыдущую. То, что он делал в философском кабинете министров, и вовсе не поддавалось объяснению. Говорят, что он защитил какую-то диссертацию давным-давно во времена Первого отката от марксизма, но это было, кажется, двадцать лет тому назад, и на сугубую любовь к мудрости не тянуло. Скорее, на отвращение от глупости веры в царство рабочих.

– Нет, не считаю, но мне кажется, что стоит попробовать? Как вот вы думаете? – обернулся он к одному престарелому юристу, чей огромный живот колыхался над столом, как Юпитер, стянутый ремнем, словно орбитами спутников. Его пряжка с волком была то ли Фобосом, то ли Деймосом.

– Я думаю, что нам надо просто взять и узаконить многоженство, как то было издавна принято в регионах, вместо этого вот, как бы его назвать, харама, – промолвил юрист.

Алексеев вздохнул.

– Вы серьезно? Мы фактически предлагаем то же самое, только для всех разом в одно и то же время. Многоженство бы лишило множества женщин возможности иметь столько детей, сколько они хотят, и любви бы их лишило, – промолвил он.

– Вы были бы рады иметь нескольких жен, Николай-эфенди? – промолвил восточного вида мудрец, сидящий в чалме и халате по правую руку от юриста.

– Я – нет, у меня уже закончился тот возраст, по какому закон дозволяет мужчинам размножаться, мне же больше пятидесяти лет…

– Но мы еще не приняли этот закон.

Алексеев постучал электронной указкой, неожиданно появившейся у него в руках, по столу. Экран позади него заморгал и выключился.

– Ну, так всегда с этими устройствами. Пожалуйста, – обернулся он вокруг, – кто-нибудь, включите ЭТО.

Кем-нибудь оказалась молодая короткостриженная девушка в военной форме, через рукавами которой выпирали широкие, похожие на подушечные валики, бицепсы. Она быстро подошла, потрясла пульт, потом нашарила в кармане отвертку, подкрутила небольшое колесико в устройстве и отбежала подальше.

– Там бомба? – удивился Алексеев.

– Никак нет, товарищ полковник, – отрапортовала она, щелкнув кирзовыми сапогами.

– Я не являюсь пока полковником, – отрезал Лидер и посмотрел внимательно на девушку:

– Как видите, наша военная форма тоже оставляет желать лучшего. Скажите, неужели кому-нибудь в мире захочется становиться стражем в таким неудобных и пахучих – честное слово, они пахнут даже на втором этаже, и преужасно – сапогах, вместо красивого синего мундира с эполетами и высоких кожаных сапог с длинными голенищами, как в империи?

Девушка подумала, что Алексеев говорит с ней, и решила высказать свое мнение:

– Ну, мне нормально, не знаю, как вам. Они правда пахнут? Не нюхала…

– Как и я пороху, – миролюбиво прибавил Алексеев. – Идите. Ой нет, постойте, вы нам еще нужны.

Сидящие за столом переглянулись.

– Вот господин имам наверняка знает, что Аллах держит каждого за хохол, как написано в Коране, а вы, сударыня, наверняка каждого мирного человека держите за хохла. Вам, как мне помнится, довелось побывать в действующей армии? – повернулся к смущенной девушке Андреев.

Она выпятила нижнюю челюсть от застенчивости и стремления показать свою храбрость и зычно прокричала:

– Есть, господин полковник! – Потом прибавила: – С «господином» смотрится солиднее?

Имам внимательно осмотрел девушку с головы до ног, не найдя, впрочем, в ее наряде ничего неблагопристойного. Остальные два гостя – другой философ, в котором нетрудно было узнать профессора Ярошевского, и банкир, похожий своим профилем на голодную ворону, переглянулись между собой и, не веря тому, что вынуждены сидеть и слушать этот странный диалог, усмехнулись.