Пётр Африкантов - Старый дом под черепичной крышей

К калачу сразу потянулись все сидящие за столом.

– Так куда ты со своими вилами лезешь! – озлился на Свистопляса Пустолай, – все как люди, а ты?

Свистопляс действительно в это время пытался на трезубец нанизать кусок калача.

– Это не вилы, а трезубец, – поправил его Свистопляс, – боевое оружие, между прочим.

– Вот и скачи со своим оружием где угодно, а то сядут за стол и копыта на стол.

– У меня, как у всякого уважающего себя кентавра, копыта под столом и хвост тоже, а чтоб калач откушать у меня и руки есть, а не то, что у некоторых.

– Это ты на что, на мои лапы намекаешь!? – озлился Пустолай.

– Ни на что я не намекаю… И потом, братец Пустолай, я попросил бы уважать мои седины.

– Ой! Ой!… Только вот этого не надо,.. древность твоя на воде трезубцем писана, у нас у всех одна мама, зовут её – Лена и родились мы все совсем недавно. Нашей мамушке 101 год, значит самому старому из нас не более девяноста годов, если учесть, что она кого-то слепила в десятилетнем возрасте.

– Где это видано, чтобы кентавру сто лет было?!– сказал Заступник. – Историю надо знать господа хорошие.

– А что, меньше? – спросил Мурлотик, – я так и знал… – желая этим обострить разговор.

– Не меньше, а больше, – поправил его Заступник.

– Правильно, брат Заступник, – проговорил сердито Свистопляс, – правильно что за меня заступился, а тебя я, Мурлотик, как лягну копытом, будешь знать, усатая скотина. Кентавр, даже если он только что родился, всё равно старше всех по определению.

– Скажите на милость, кто же это определил?.. – изумился кот.

– История определила… А тебе, как вижу, история не указ!

– Если уж кто и скотина, так это ты, – возразил кот. – Ты хоть на себя в зеркало когда-нибудь смотрел? Половина у тебя от лошади, а другая от человека…, хи… хи.

– Это что же такое? – возмутился Свистопляс, – чего это он издёвки строит. Я что ли в этом виноват? Правда, мамушь?

Следя за перебранкой, старушка глубоко вздохнула и проговорила спокойно и твёрдо:

– Слушайте мой последний наказ дети мои. – Все притихли. – Мне уже совсем ничего осталось, – и она посмотрела на опускающуюся гирьку часов,– вы останетесь жить одни. Будьте умненькими, не ссорьтесь. Вы все братья и сёстры и не кичитесь ни сединами, ни силой, ни ловкостью, ни обонянием, ни зоркостью глаз, ни цепкостью, ни быстротой. Каждый из вас имеет в жизни свои особенности и способности, но у всех у вас одно предназначение – дарить детям радость и учить их жить, а взрослым людям помогать избавляться от прилипшей к их душам скверны, не забывайте об этом. Живите в мире и согласии. Это вы сейчас наскакиваете друг на друга и ершитесь, а вот придёт лихое время, нагрянет беда, так роднее вас никого в целом свете не будет. Вы уж мне поверьте. – Она замолчала.

– Мамушь, расскажи сказку…, – тянет Глиняша.

– Не приставай к мамушке, – сердито посмотрела на Глиню Катерина.

– Не одёргивайте его, – сказала старушка, – он маленький. – Она немного помолчала, а потом проговорила: – Я расскажу, дети мои, вам сказку, – и погладила Глиню по головке. – Эта сказка для вас всех и для тех кто помладше и для тех, кто постарше. – Она помолчала и, собравшись с мыслями, начала говорить:

– Давным-давно жил в окрестных лесах отшельник.

– А кто такой отшельник? – спросил Глиня.

– Отшельником называют человека, который ведёт уединённый образ жизни, вдалеке от людей. Понял? – Глиня понимающе кивнул. – Так вот жил этот отшельник в лесу в самом глухом месте среди высоких деревьев и диких трав. Была у него там избушка махонькая на одно оконце, да высокое крылечко. А чем он занимался, спросите меня? – так молился богу и в свободное от молитв время лепил из глины игрушки и ставил их край просёлочных дорог и троп. И кто такую игрушку из людей находил, то вместе с игрушкой получал дар.

– Какой дар? – спросил Гуделка. Он любил сказки и смотрел мамушке буквально в рот.

– Так, если кто находил дикого вепря, то становился охотником и была ему всегда в охоте удача. –Продолжала говорить старушка. – Если кто находил глиняных домашних животных, то становился скотоводом, а если находил такого мальчика как ты, то быть значит тому, кто нашёл, игрушечником.

– А ты, мамушь, глиняного мальчика нашла, такого как я, да?

– Не перебивай мамушку, – урезонил Гуделку Мурлотик.

– И вот однажды слепил отшельник двух диких страшных зверей, которых люди не видывали и даже голоса их не слыхивали, – продолжила рассказ Елена Никаноровна. – И были эти звери лохматы, зубаты и поскокаты. И велел отшельник этим зверям являться только неправедным людям. И беда была тем, кто их встречал, видно человек этот был неисправимый и закоренелый во зле. Бежит этот человек прочь от страшной находки, да убежать не может. Ибо оживают глиняные звери, становятся больше волка и вепря. Бежит человек и слышит за собой шум лап и стук больших когтей и ужас обнимает бегущего, не спасут его ни стены толстые, ни заборы высокие, ни решётки на окнах кованые.

– А зачем они показываются людям? – спросил Гуделка.

– А затем, что может быть устрашаться неправедники и встанут на путь исправления, упадут на колени и от всей души раскаются в злых делах. Только они не сразу к человеку подступают, а вначале они этому человеку голос подают, а затем уж и себя показывают. А если и после этого человек творит неправду, то приходят они к нему и их приход для того человека страшен.

– Чем же страшен, а? – теребит старушку Глиня. Он среди всех самый впечатлительный и потому смотрит на мамушку широко открытыми не мигающими глазами. Жмётся Глиня к Дуне, а у самого слёзы на глаза наворачиваются.

– Ты что?.. испугался?.. – спрашивает Дуня, чмокая Глиню в затылок.

– Нет, не испугался. Просто человека жалко.

– Сердечко у тебя мягкое, – говорит мамушка,– что ж ты его жалеешь, когда он сам себя не жалеет, потому как зло и неправду творит?

– Всё равно жалко, – всхлипывает Глиня. – Он хоть и закоренелый неправедник, так всё равно по образу и подобию божьему создан, сама рассказывала, потому и жалко.

– А если звери хорошему человеку случайно встретятся, то тогда как? – спросил Пустолай.

Мамушка улыбнулась.

– А хороших людей они никогда не трогают и даже им помогают, но так, что человек и не знает, кто ему помог?

– Что? И добрые, и злые их голос могут услышать? – не унимался Глиня.

– Могут, – ответила мамушка, – только каждый его по-своему воспринимает. Недобрый человек со страхом и трепетанием в душе, а добрый – как знак божий.

– К чему же знак то? – спросил, начав пугаться Глиня.

– Знак этот может быть и предупреждением, и назиданием, а то и поддержкой. Всякому своё.

– Вот бы мне этих зверей увидеть… – проговорил Мурлотик.