Андрей Бондаренко - Жаркое лето – 2010

Былина была смутно-узнаваемой, и постепенно превратилась-переродилась в некое подобие баллады. Зажмурив глаза, седобородый Феодосий самозабвенно выводил:

Прямоезжая дорога заколбдела, Заколодела дорожка, замуравела…. Замуравела дорожка ровно тридцать лет. Как у той ли реченьки Смородинки, Как у той ли грязи, грязи черные, Как у той ли березыньки покляпоей, У того креста Леонидова – Сидит Соловей Разбойник, Дихмантьев сын – На семи дубах, в девяти суках…. Как засвищет Соловей по-соловьиному. Закричит, собака, по-звериному. Зашипит, проклятый, по-змеиному…. Так все травушки-муравы уплетаются, Все лазоревы цветочки отсыпаются, А что есть людей вблизи – все мертвы лежат….

Поняв, что ничего интересного он больше уже не услышит, Гарик тихонько тронул Екатерину за плечо и жестами показал, что песенный спектакль завершён, и пора двигаться на выход. Катя отчаянно замотала кудрявой головой, выражая полное несогласие с этим решением.

– Поползли, дура упрямая, – зло зашипел Гарик. – Нам тут делать больше нечего. Видишь, они уже тушат костры, собирают вещички и запрягают лошадей? Значит, минут через десять поедут дальше, на Рязань….

Полученной информацией Гарик делился со спутниками уже на ходу. Екатерина же, изображая из себя грозовую сентябрьскую тучку, старательно хмурилась и молчала.

– Надо же! – изумился Глеб. – А я-то думал, что историю-легенду об Илье Муромце и Соловье Разбойнике придумали только в девятнадцатом веке. Ну, всякие там шустрые писатели и поэты, озабоченные лёгким и не пыльным заработком…

Неожиданно со стороны обрыва, от которого они отошли уже на добрый километр, долетел громкий, заливистый и затяжной свист.

– Это же он, мамочка моя! – ужаснулась Катя, непроизвольно поднося ладошку к левой груди. – Что же делать-то теперь?

– Кто это – он? – мягко уточнил Гарик.

– Конечно же, Соловей Разбойник! Вы что, не слышали этого ужасного свиста? Надо срочно возвращаться!

– Зачем это?

– Чтобы помочь…

– Чем же мы сможем помочь двенадцати хорошо-вооружённым мужикам? Ещё двумя мечами? Даже не смешно. Тем более что такие схватки, как правило, очень скоротечны…. Так что, наша помощь – в любом раскладе – запоздает. Успеем только к шапочному разбору. То есть, к тому скучному и насквозь неаппетитному моменту, когда победившая сторона уже заканчивает обшаривать карманы трупов.

– Мать его так и растак! Да, по-разному…

– Катюша, милая, что происходит с тобой? – всерьёз («Всерьёз ли?», – засомневался подозрительный внутренний голос), встревожился Глеб. – Ты же на себя не похожа! Голос изменился, матом ругаешься…

– Извините, ребята! – повинилась Катерина. – Действительно, со мной творится что-то странное. Словно острая заноза засела в сердце. А в голове бродят дурацкие и сумасбродные мысли…. Ладно, проехали! Почапали, соратники, к пещере…

– Кстати, подруга боевая, а почему того шустрого кузнеца – ну, возле привальных костров – подельники величали по-разному? – поинтересовался Гарик. – То Василием, то, понимаешь, Потапом?

– Ничего странного, – голос девушки был непривычно тусклым и каким-то безжизненным. – Василий – имя. Потап – прозвище, которое постепенно преобразуется в фамилию…. Василий Потапов – знаменитый русский кузнец двенадцатого века. О нём часто упоминается в серьёзных научных монографиях и фолиантах…

Широкой и бурной реки – на своём пути – они так и не повстречали. Но, не смотря на это обстоятельство, неожиданно-быстро вышли к искомой пещере.

– Вон же он, холм, с которого мы наблюдали за дикарями-людоедами Каменного века, – радостно известила Алевтина, указывая рукой на север. – Километра полтора до него, не больше. А до заката осталось ещё часа четыре с половиной…. Мы – настоящие молодцы! Управились – по высшему разряду! Ну, волонтёры, прибавим ходу?

– Подожди, звезда моих очей, – попросил Гарик. – Чувствуешь, и здесь попахивает дымком?

– Есть такое дело. Только не походным, а печным…. Что это значит, Игорёк? Возле нашей пещеры неизвестные наглецы выстроили деревню?

– Пока не знаю. Предлагаю – уже по устоявшейся традиции – забраться на холм и произвести оттуда визуальную разведку местности. Время пока позволяет, торопиться нам особо некуда. Зачем же нарываться на очередные трудности и неприятности? А холм-то – за время нашего непродолжительного отсутствия – значительно уменьшился по высоте и зарос солидными дубами…

Несмотря на то, что знакомый холм стал существенно ниже, близлежащая местность возле входа в пещеру просматривалось достаточно хорошо. Там, где раньше размещались высокие пчелиные колодины славянского пасечника Вьюги, теперь была возведена просторная бревенчатая изба, крохотные окошки которой были «застеклены» тонкими пластинами слюды, нестерпимо блестевшими на солнце. Двускатная крыша строения была сложена из грубо-отёсанных деревянных плах, перекрывавших друг друга, из неказистой трубы дикого камня к небесам поднимался ленивый белёсый дымок. Метрах в семидесяти от избы располагалась крохотная почерневшая банька, ещё дальше – новенький журавль-колодец и покосившийся треугольник погреба. За погребом стояла-возвышалась тёмно-зелёная плотная стена, состоявшая из отборных корабельных сосен. А массивная, почти квадратная дверь, перекрывавшая вход в пещеру, была щедро оббита широкими полосами железа.

– Всё это очень напоминает промежуточный опорный пункт, – невесело хмыкнул Гарик. – Или же – крепкую стационарную базу.

– А ещё – классическое разбойничье логово, – дополнила Аля. – Пещеру же местные тати могут использовать в качестве надёжного хранилища, где временно складируется награбленное добро. Согласитесь, господа и дамы, что моя логическая цепочка безупречна.

– Остаёмся здесь и старательно наблюдаем, – решил Гарик. – Спешить нам особо некуда. Бог даст, разберёмся…

Через минуту-другую Глеб, нерешительно похмыкав, обратился к Екатерине:

– Сударыня, как я понял, вам очень приглянулся тутошний знаменитый кузнец – по прозванию – Василий Потапов? Это так? Я ничего, случаем, не путаю?

– Ну, в общем, м-м-м…, не знаю…

– Значит, приглянулся, – невозмутимо подытожил Глеб. – Нет, я не в претензии, дело-то насквозь житейское…. Просто интересно – чем конкретно приглянулся-понравился? Интересно, в первую очередь, с точки зрения социальной философии…. Что такого особенного – в этом провинциальном кузнечных дел мастере? Кать, ты с ответом-то не торопись, всё взвесь, подумай хорошенько.

– Хоть думай, хоть не думай, – после короткой паузы откликнулась девушка. – Чувствуется в этот Василии Потапове – с первого же взгляда – пассионарность [96]…. Ты же, Глебчик, называешь себя философом? Следовательно, должен понимать, что я имею в виду…