Геннадий Прашкевич - Пять костров ромбом

— Это я — Эксперт! Я!

Его нелепое признание было продиктовано страхом, но Лендел обрадовался. Лендел торжествовал:

— Эл, ты видишь? Я выиграл! Тащи Эксперта сюда! Энергичней!

Силу применять не пришлось. Когда я снял петлю с шеи веснушчатого, он сам пошел к баррикаде, к проходу, оставленному в ней.

В трех шагах от баррикады мы остановились, и веснушчатый, озираясь, с отчаянием повторил:

— Я — Эксперт! Я!

— Чем докажешь? — быстро спросил Лендел.

— Спрашивайте!

— Кто эти люди? — Лендел повел стволом автомата по съежившимся заложникам.

— Охрана.

— Почему на тебе комбинезон техника?

— Я не франт! Я сам веду лабораторные работы!

— Отлично! — заявил Лендел.

Его перевозбужденному мозгу вполне хватило такой информации. Но я с ней не согласился.

Реакция Лендела оказалась однозначной. Он побагровел:

— Ты — Эксперт?

Веснушчатый испугался.

— Да! Да! — закричал он.

— Да! Да! Да! — истерически повторял и повторял он.

“Сумасшедшие”, — подвел я итог.

Будь у меня оружие, я без колебаний пустил бы его в ход. Но оружия не было.

— Руки! — завопил Лендел. — Покажи руки!.. Aral Смотри, Эл! У него на ладони шрам!

Я промолчал.

Шрама на руке техника не было. Лендел видел лишь то, что хотел видеть.

— В угол! Лечь! Лицом вниз! — скомандовал Лендел заложнику, и когда тот выполнил приказ, спросил меня:

— Эл! Тебе можно верить?

— Разумеется. — Возражать не было смысла.

— Тогда займи место в петле Эксперта! — усталость, надорванность, лихорадка двигали Ленделом. В любую секунду палец на курке мог сорваться… Длинная шея, выдергивающаяся из воротника, морщины на лице… Сколько ему лет? Пятьдесят, не меньше… Что же, он сам выбрал себе конец…

— Хорошо, — сказал я. — Но, Лендел, дай слово, что пока у нас есть шанс, ты не будешь в меня стрелять.

Он удивился, но, подумав, не без торжественности заявил:

— Мы выберемся, Эл! Выберемся!

Поворачиваясь, я зацепился ногой за сломанный стул. Это случилось столь неожиданно, что Лендел вздрогнул и непроизвольно нажал на спуск. Полобоймы вошло в стол, возле которого я стоял секунду назад.

Еще летела вокруг щепа, когда я вцепился в узкое горло, горячее, твердое, странно скользящее под пальцами. Только борясь с Ленделом, пытаясь по-настоящему добраться до его горла, я понял: он, действительно, не в себе. Только сумасшедшие обладают такой силой!

Но я и сам был уже сумасшедшим. И к этому нашему сумасшествию примешивалось отчаяние потерять все, до чего, как каждому из нас казалось, мы успели уже дотянуться. Несколько раз я бил Лендела ребром ладони, но каждый раз неудачно. Наконец удар получился. Лендел задохнулся и выпустил из рук автомат. Упав на колени, Лендел шарил по полу скрюченными пальцами, хрипел, ударялся головой об углы торчащего над ним кульмана.

Тяжелая рука Лесли легла мне на плечо:

— Идем, Миллер. С ним кончено.

Я выпрямился.

Поразительно, как много мебели мы успели сломать…

И когда меня уводили, я чуть ли не с удовлетворением подумал: это сложное дело! Но теперь я догадываюсь о выходе! И еще неизвестно, кто выиграл это дело, — Лесли, так уверенно направляющий меня в пустой коридор, или я, у которого, на взгляд Лесли, не осталось теперь ни одного шанса?..

Ошибался ли Лендел, говоря о неравнозначности машины и человека?

Интуитивно я понимал, что мой выигрыш в верном ответе на этот вопрос.

Чего хотел шеф? Уничтожить компьютер Эксперта.

Чего хотел Лесли? Защитив компьютер, получить Эксперта.

Чего хотел Лендел? Заполучить того же Эксперта…

Значит…

Значит, ключ ко всему был в руках шефа. И он, шеф, должен был понимать, что, пока он владеет ключом. Консультация держит игру в своих руках.

По, судя по всему, шеф так не думал. И все теперь зависело от того, сумею ли я помешать гениальному импровизатору вернуться к своему великолепному инструменту.

Мне не хотелось заглядывать в будущее, но усталый мозг сам рисовал потрясающие и зловещие картины.

Я видел, как год за годом совершенствуется методика Эксперта, как год за годом растет производительность, можно сказать — талант его машины. Одна за другой сходят со сцены промышленные фирмы страны, ибо вся необходимая для них информация собирается в запоминающих блоках фирмы “Счет”. И в итоге именно она возвышается над страной как айсберг, подмявший под себя всех… Одна-единственная фирма, решающая судьбу всей страны… А не в этом ли и заключается конец любой, даже самой условной демократии?

Только я, промышленный шпион Эл Миллер, мог противостоять столь страшной, столь зловещей силе!

Не могу сказать, что я провел ночь хорошо. Но я провел ее с пользой.

По крайней мере появление Лесли меня не смутило.

Меня интересовали не шутки, которыми он старался Меня приободрить, не его тщеславие, ясно написанное на Узком лице, — меня интересовало, чем он, Лесли, вооружен? И я заметил чуть оттопыренный карман его куртки.

“Такая же игрушка, — подумал я, — болтается у него под мышкой”. Но мне была важна именно эта — в кармане. Лишь бы он не переложил ее в более удобное для него место…

— Скверная ночь, — посочувствовал мне Лесли. — Я тоже почти не спал.

Вопрос доверия явно был его коньком. Лесли продолжал говорить правду. Его не смущало, что она была столь же субъективна, как и он сам.

Но, может быть, подумал я, действия Лесли и впрямь являются единственно возможной реакцией на сам дух промышленного шпионажа, который, как ржа, съедает вокруг все? Разве не мы сами сделали практически невозможным любое бескорыстное распространение технических новинок? Ведь даже когда НАСА, организация, занимающаяся изучением Космоса, объявила, что все побочно сделанные ее сотрудниками изобретения могут быть приобретены любой фирмой, далеко не каждый решался послать открытку за двадцать пять центов, зато многие продолжали усиливать свою агентурную сеть, то есть продолжали ломиться в открытые двери.

Нелепо, но так.

Мы выехали под вечер.

Мощная машина с ревом разрывала вечерний воздух.

Погруженный в мрачные размышления, я не замечал ни улыбающегося Лесли, ни сосущего сигару Реда, ни даже связанного Лендела, бессмысленно уставившегося в ветровое стекло. Лендел стонал. Лендел выглядел очень старым.

Не знаю, был ли на Земле человек, который так остро, как я, ощущал бы нестабильность сегодняшнего дня и неопределенность дня завтрашнего.

Компьютер Эксперта — торжество и триумф фирмы “Счет” — высился над моим сознанием как гора, в бездонные пещеры которой уже начала стекаться вся мировая информация. Пройдут годы, и в нашем голом, начиненном подслушивающей и подсматривающей аппаратурой, мире людям останется право лишь на такие тривиальные истины, как, например: после ночи приходит утро. Не больше… И мы, жалкие, задыхающиеся в бушующем потоке банальностей, как воду, как воздух, как хлеб, будем вымаливать знаний у великого и единственного Эксперта! Неважно каких. Любых. Просто знаний. Ибо они, знания, столь же необходимы человечеству, как хлеб, как вода, как воздух…