Юрий Кемист - Три выбора

– Значит так. Вы показываете мне ваши бумажники, я их на ваших глазах проверяю, и, если там нет моих азиатов, побегу заявлять о пропаже в милицию… Хотя лучше бы в фонд помощи ветеранам МОСКВА – оттуда хоть на мыло для веревки, на которой потом вешаться буду, дадут…

И, не предполагая возражений и сразу перейдя на «ты» и командный тон, обратился ко мне:

– Показывай бумажник!

Я покорно полез в карман и отдал ему свой бумажник, в котором лежали все мои деньги.

Кавказец открыл его, быстро «пролистал» содержимое, никаких азиатов не обнаружил (конверт для Александра Александровича лежал у меня в дорожной сумке), и вернул бумажник мне.

Я сунул его в карман и ждал, чем закончится разговор двух незнакомцев. Кавказец молча протянул руку, а мой собеседник вдруг заартачился:

– Не буду я ничего показывать! Это я в милиции объяснения давать должен, а ты кто такой?

Кавказец вскипел:

– Это я «кто такой»?!.. Ах, вот вы как! Все ясно! Вы в сговоре и деньги у вас! Я сейчас не милицию – своих ребят приведу. Тогда и поговорим – кто здесь какой!

И столь же быстро, как и в первый раз, исчез, помчавшись за «подмогой». Мой визави тоже довольно споро двинулся в противоположную сторону. Я, подхватив дорожную сумку с конвертом, в котором лежали десять новеньких банкнот с видом Великой китайской стены, о происхождении и предназначении которых у меня не было желания объясняться с кем бы то ни было, с наивозможной поспешностью побежал к регистрационной стойке.

Как в плохих детективах я крутил при этом головой, опасаясь увидеть устремляющуюся ко мне группу кавказцев во главе с давешним ротозеем. К счастью, регистрация прошла быстро и вот я – на борту самолета. В иллюминаторе – последние отблески полуденной радуги. Солнце из голубого превращается в зеленое и изумрудные тени плывут по салону самолета.

«Сюда уже не прибегут!», – ликующе пела во мне какая-то струна.

Кофе с рюмочкой заказанного мною коньяка на высоте 10000 метров над головами и маленького «усатого кавказца», и «вежливого собеседника» я пил с огромным удовольствием, несказанно, правда, мучаясь при этом от того, что нельзя добавить к нему затяжку моей трубочки. И наложение игры света «полуденной радуги» на вид плоской, как доска, но с рассыпающейся копной рыжих волос бортпроводницы, следившей, чтобы никто не нарушил дурацкого и, я бы даже сказал, садистского аэрофлотовского запрета на курение, вызвал в памяти строчки Леонида Мартынова:

Кофе в самолетах, как известно, бесплатный. А вот за коньяк следовало уплатить. И когда «доска» подошла ко мне, забрала коньячную рюмку и молча стояла, ожидая оплаты, я полез в бумажник, стал искать подходящую купюру, и тут мне показалось, что… Я пересчитал наличность и понял, что ничего мне не «показалось» – ровно половины денег там не было!..

Этот ловкий кавказец «обчистил» меня прямо на моих глазах, не только не скрывая своих рук, но даже демонстративно манипулируя тренированными на таких «пролистываниях» пальцами буквально у меня «под носом».

Только теперь до меня дошел истинный смысл утреннего происшествия – оба моих новых знакомых являлись жуликами, или, точнее, мошенниками и составляли, как выражаются юристы, «организованную преступную группу». Один «завлекает» лоха, а другой его «стрижет». И в роли такого вот барана для стрижки сегодня выступил я.

Остатки утреннего страха в душе быстро сменились досадой и обидой на самого себя. Так глупо дать себя обмануть! Но – поделом! Почему я сразу не ушел, а остался «посмотреть»? Была, значит, и неясная, но достаточно сильная надежда на «не только посмотреть», но и на «немножко поделить». А, значит, поделом!

Эта сцена вызвала из моей памяти многочисленные наши с Ефимом Семеновичем беседы на «нравственно-космогонические» темы. Случались такие беседы в разной обстановке и в разных местах – во время «укороченной обеденной церемонии», когда большинство наших «волчар» грызли кости, подбрасываемые нам Судьбой где-то на Руссийских просторах, и мы с ним спускались в кафе вдвоем, во время совместных командировок нудными гостиничными вечерами, на отдыхе где-нибудь на греческих или итальянских пляжах, в машине, мчавшей нас на деловую встречу…

Основным его тезисом, в котором Ефим Семенович был твердо убежден, являлось утверждение, что в мире изначально присутствуют Он и Лукавый и мы – поле борьбы этих космогонических начал. Иногда по его глазам я видел, что присутствие Лукавого над плечом он ощущает почти физиологически…

К функции Лукавого относились все виды Соблазна, направленного на отлучение нас от Него. Лукавый, в понимании Ефима Семеновича, был бесконечно изобретательным и бесконечно активным. В качестве инструментов Соблазна он использует огромный арсенал, основанный на открытых еще в библейские времена свойственных нам пороках – классической жажде денег, удовольствии от чревоугодия и прелюбодеяния, непомерной гордыни и даже стремлении к познанию.

Именно Лукавый подталкивает нас к созданию ситуаций, в которых достижение грешных целей кажется легким и безнаказанным и мы строим разные авантюрные бизнес-планы, ходим в роскошные рестораны, заводим себе любовниц, выдвигаем амбициозные теории или растворяемся во всемирной паутине Интернета. (Почему-то именно Интернет кажется ему особенно опасным соблазном от Лукавого).

Только человек соберется остановиться и подумать о смысле и цели своего Бытия, «как Лукавый тут как тут – мыслишку подбрасывает „умненькую“, девочку подводит „красивенькую“ или просто усаживает за компьютер».

Я не мог согласиться с такой трактовкой, поскольку считал, что каждый из нас сначала создает, а потом и носит в своей душе и своего Бога, и своего Лукавого. И, по большому счету, отвечать за шкоды и пакости этого внутреннего соблазнителя должен каждый сам. Ссылка на то, что его кто-то «попутал» – это тоже Соблазн, соблазн ухода от ответственности.

А сегодня «мой Лукавый» действительно добился своего – получив от него предложение «посмотреть», я, именно я, соблазнился возможностью «поделить» и «хапнуть на халяву».

Но такого рода признания и нелицеприятный анализ нисколько не изменял того факта, что денег у меня теперь оставалось едва-едва на обратный билет.

А как же прожить несколько дней в Челядьевске? Ладно, давайте решать вопросы по мере их поступления, решил я. Сначала встреча с Сидоровым, а уж потом будем думать о ночлеге…

В аэропорту Челядьевска меня уже ждала высланная от «Полуоксида» представительская модель «Сидроен» с хмурым водителем и веселым толстяком сопровождающим. (Как выяснилось впоследствии, эту машину подарили Сидорову французские компаньоны за «корректность в бизнесе» и выбрали именно эту модель, руководствуясь созвучием французского слова с его фамилией).