Расселл Джонс - Выше головы!

И тут меня, словно удар током, пронзило озарение. Ведь «бэшки» были в точно таком же положении! Их приняли в общество, но как помощников. С ними общались, как с живыми, но никогда не забывали, что они всего лишь «машины, похожие на людей». И в какой-то момент «бэшки» осознали, насколько это несправедливо. Так, может быть, Чарли убил себя именно для того, чтобы не дойти до той же черты?

Увы, я никому не мог поведать о своём открытии. Вряд ли Главу Станции интересовало моё прошлое! Упоминание «бэшек» тем более могло повредить. И я продолжал играть роль красавчика-секретаря: держался рядом, говорил, когда велели говорить, и выполнял простенькие поручения типа «отнести и передать». И впитывал — что ещё оставалось? Даже если завтра будет моим последним днём, я не мог опозориться и подставить Проф-Хоффа и ребят. По крайней мере, судьба подарила мне напоследок роскошную возможность попрактиковаться по прямой специальности.

За шесть часов дневной смены Леди Кетаки успела обойти весь Восточный сектор. И нельзя было сказать, что прибытие транспортника серьёзно изменило её график. В каждой зоне были вопросы, которые требовали её участия. Ну а я воочию наблюдал то, что принято называть обязанностями руководителя — работу, которая кажется незначительной, но без которой сложная система сообщества никогда не будет работать с максимальной пользой и с минимальными потерями.

Серо-сиреневый Центр с офисами Администрации и профсоюзов — я здесь уже был, но, как оказалось, видел далеко не всё. Кроме библиотек и архива Инфоцентра в Центральной зоне располагались диспетчерские внешних комплексов.

Мы посетили пункт управления, где следили за ближайшим космическим пространством. Защита станции, спутников и СубПорта была поделена между секторами, при этом Дозорные (как называли работников этой сферы, не проводя различия между операторами и камиллами) образовывали отдельное сообщество. К ним-то и заглянула Леди Кетаки.

Её встретили спины и затылки — ни один оператор не оглянулся на Главу Станции. То есть ни одна Дозорная: во Внешней Защите работали исключительно женщины. Серьёзная девочка с красной повязкой дежурного кивнула нам, пожала руки и провела в комнату отдыха, где расслаблялись свободные Дозорные. Там-то и стала понятна причина нашего появления: Леди Кетаки лично проверяла соблюдение распорядка.

Уютную комнату с расставленными массажными креслами наполняла «Весна» Вивальди. Стены растворились в безмятежном море — и пушистый жёлтый ковёр плавно перетекал в иллюзию песка. Пересчитав отдыхающих операторов, Леди Кетаки официальным тоном уведомила, что её терпение закончилось, и она будет поднимать «этот вопрос» на ближайшем собрании Администрации. Дозорные в лилово-сливовых комбо улыбались ей, кивали и разглядывали меня — тоже своего рода релаксация.

Даже секретарю-новичку было очевидно, что проблеме не первый год. Внешняя Защита любила перерабатывать, выкладываться на сто процентов и выходить на работу даже на последнем месяце беременности. И с грудными детьми под мышкой.

Камиллы, шныряющие в космосе, видели многое, но не всё, и могли ошибиться, а главное, были слишком здравомыслящими. Они всегда имели в виду, что щиты, которыми станция прикрывалась от астероидов и мелкого мусора, потребляют достаточно энергии. Дозорные, напротив, предпочитали перестраховаться и уничтожить опасность, не надеясь на стационарные поля. В результате Внешняя Защита постоянно выходила за рамки нормативов, но заменить их было некем. И поэтому Глава Станции могла только делать выговоры, чтобы мамочки не слишком-то расходились.

«Если так будет продолжаться, мы опять не сможем запустить седьмой энергоблок!» — напомнила им Леди Кетаки.

«Мы постараемся, — ответила ей староста смены, — не стараться».

Весенняя улица, где размещались школы, студии и детские сады, приветствовала нас оглушительными криками: перемена была в самом разгаре. Но не все могли носиться по холлу и лазать по искусственным скалам — пятеро наказанных ждали в кабинете директора. Три пацана, две девчонки — лет по тринадцать-пятнадцать. Судя по хитрым взглядам, которыми они обменивались, даже выговор лично от Главы Станции не мог на них повлиять. Скорее, наоборот: вмешательство высшей инстанции означало «победу» в личном зачёте. Но правила есть правила — школа не могла не воспользоваться последним средством.

Отпустив хулиганов (я так и не понял, в чём их обвиняли, но, судя по синякам и царапинам, себе они навредили больше, чем имуществу станции), Леди Кетаки записала обращение к школьникам. Во многих классах должны были появиться новички, которым следовало помочь и с базовым языком станции, и с кружками-студиями, и с достопримечательностями «Тильды».

«Интересно, успеет ли секретарь Главы стать достопримечательностью Восточного сектора?» — подумал я, дежурно улыбаясь в камеру. Если так, то новички получат преимущество перед старожилами: «Мы ехали вместе с ним !» — будут хвастаться юные пассажиры «Рима».

Далее нас ждали Спортивный, Медицинский и Арт-блок. Председателей спортклубов Леди Кетаки попросила не ссориться на распределении чемпионов и не обижать тех, чьи успехи ниже среднего. Медиков поблагодарила за оперативный осмотр новоприбывших. Художники и артисты готовились к фестивалю в честь пополнения — Глава Станции пожелала им успехов.

Особого участия здесь не требовалось — комиссия Службы Досуга ещё даже не приступала к разбору материала, полученного во время сеанса СубПортации. Премьеры, свежие передачи, постановки и представления — всё, из чего будет формироваться программа на следующие два года и выбор чего станет предметом яростных споров. И вот как раз в этом непростом процессе потребуется участие Главы Станции.

— Надеюсь, я вам не понадоблюсь, — пошутила Леди Кетаки.

Члены комиссии возвели глаза к условному «небу» и хором вздохнули.

— Если что — пришлю вам Рэя, — пообещала Глава и похлопала меня по плечу. — Он у нас воплощение нейтралитета. Правда?

Я повторил жест комиссии.

И в Саду (как называли биофабрику), и в промзоне, и среди энергетиков, и среди тэферов, вернувшихся с поверхности планеты, я был воплощением спокойствия, равнодушия и нейтралитета. Я был чужим для всех, посторонним, лишним. Не человеком. Но и не камиллом, потому что был слишком похож на людей.

Жизнь, которая бурлила вокруг, не могла стать моей. Всё, что я мог, это умереть для этих людей. Но умирать я хотел меньше всего. И поэтому-то не мог стать частью «Тильды».

Едва лишь Леди Кетаки закрыла за собой дверь моей комнаты, я скинул комбо, подошёл к разложенной кровати, приподнял одеяло и залез под него. После чего закрыл глаза и принял позу младенца в утробе матери.