Расселл Джонс - Выше головы!

Материки, океаны и прочую мелочь доверили исследователям, которые участвовали в строительстве станции и первого купола. Пионеры рисковали больше всех, ведь прошло четыре года, прежде чем к планете прибыла следующая смена. Если камиллы могли протянуть на минимуме энергии или законсервироваться для экономии, у людей был ограниченный запас пищи — и никакой гарантии, что получится добыть воду, кислород и другие полезные вещества из «подножного» корма. Впрочем, и у насекомых отложенное яйцо может быть погублено, если неверен материнский расчёт.

«Наверняка он читал лекции детям, — подумал я, — младшая школа, где-то так. История, совмещённая с биологией для лучшего усвоения».

Но это было раньше, когда Телжан О'Ши ещё не был генералом Цава — самого крупного и устойчивого материка планеты. В отличие от станции, в Проекте Терраформирования должность «главы» подразумевала не только руководство, но также замещение других. В первую очередь, своих помощников.

Генералы получали пополнение штата в последнюю очередь. Что следовало понимать как «пока что никогда». Всякий раз выяснялось, что человек нужен где-то ещё, где без него совсем нельзя обойтись. И спорить было бессмысленно: есть целая планета, так что может быть важнее?

Бедные добрые генералы! Секретарями они обзаведутся уже после того, как собственно терраформинг будет успешно закончен, а до того времени управление будет малопрестижной специальностью. Поэтому мне, «бывшему помощнику Главы Станции», никто не предлагал занять соответствующую должность: это было бы оскорбительно. Даже для преступника. «Мы же не звери!» — рассмеялся Рейнер, когда я, ещё не разобравшись, заикнулся на эту тему.

Но купол — это купол. Телжан устроил персональную экскурсию сразу после того, как доктор Олберт обследовала меня и отправила «привыкать». Поначалу я даже решил, что генерал всё-таки хочет заманить к себе — так он расхваливал своего «малыша»!

Новый купол — гораздо больше старого — был самым сложным сооружением на планете. Он служил и основным портом, и главной лабораторией, и распределяющим центром. Кроме того, здесь базировался инфоцентр планеты. Хозяину «Нового» очень нравилось показывать, как всё разумно устроено. Просторные склады, удобные операторские, комнаты для отдыха и спортивные залы — всё чисто, как в медкабинете, и безлюдно, как будто это был первый купол, который вместе со станцией ждал прибытия поселенцев.

Купола всегда пустовали, проигрывая планете. Тэферы не сидели на месте, и в «муравейник» заглядывали лишь при острой необходимости.

— У нас на Цаве тысяча пятьсот пятьдесят пять человек, а места здесь хватит для двадцати тысяч! — похвастался невысокий, аккуратный и неизменно улыбчивый Телжан, похожий на подростка — голый подбородок и сияющие голубые глаза способствовали впечатлению.

Он был одет с иголочки, но вот плашки не было, что заставляло предположить: котята игрались именно с его значком. И когда я догадался об этом, всё прочее утратило налёт пафоса.

Например, озвученные цифры были не совсем точны. На Цаве трудилось тысяча пятьсот пятьдесят четыре тэфера. Я тогда ещё не был распределён, так что «не считался». А ёмкость в двадцать тысяч — это почти в два раза больше, чем всего людей на планете. Но Телжан не стал вносить этот факт в свой список «чем можно гордиться». Потому что так было запроектировано, и когда количество тэферов на планете приблизится к двадцати тысячам, построят новый «Новый».

Всё дело было в том, что Цав считался основным местом эвакуации. Собственно, сейсмологическая устойчивость и повлияла на его назначение в качестве «столичного» материка. «Главный» значило «первый, где можно спастись». Такая же «власть», что и у Отдела Безопасности: генералы защищали от внешних угроз. Поэтому к ним прислушивались… когда речь шла о внешних угрозах.

Но если начистоту, Телжан имел право голоса, но репутация у него была послабее, чем, к примеру, у Макса Рейнера или биологов. Зато он знал всё об истории освоения. Ну, почти всё.

…Полную проверку планета проходила уже при участии людей. Тогда же был утверждён окончательный план терраформинга, а противоастероидной защите назначили особое место в списке приоритетов: «камешки» угрожали не только Тильде, но и станции.

Последним должно было получить имя само светило, но ожесточённые споры вокруг называния таких звезд вынудили отложить это действие до лучших времён. Пока что обходились традиционным «Солнце».

— « Пусть решают дети, которые вырастут на преображённой планете », — с серьёзным видом процитировал генерал.

Я сделал вид, что не знаю подоплёки этого решения, и вежливо улыбнулся.

Вообще-то принцип, по которому должны были называться звезды обживаемых систем, так и не был принят к сроку. Возник отнюдь не пустячный кризис — надо было разобраться с именами до того, как будут построены станции и начнётся заселение. При этом нельзя было нарушать правил голосования… А как это сделать, если ни одно предложение так и не получило нужного процента?

Директор земной Службы Досуга со звучной фамилией Искандер предложил оставить выбор тем, кто родится под далёким солнцем . Выглядело справедливо. Понравилось всем.

Я изучал эту ситуацию на курсе системного управления. Один из примеров, когда социальное напряжение было погашено умелой формулировкой. В самом деле — должны же потомки хоть что-то назвать!

Вообще история освоения планеты, которая лишь изредка прерываясь на экскурсионные фразы типа «здесь у нас пищефабрика», не была для меня чем-то новым. В общих чертах я её знал ещё до того, как прибыл на «Тильду-1». Но Телжан снабжал стандартную информация разными вкусными подробностями, с которыми полезно было ознакомиться.

Например, оказалось, что поначалу данные по Тильде были спорными, и здесь хотели строить промышленную станцию. Один зонд утверждал, что атмосфера на планете есть, другой — строго наоборот. Третий счёл звезду слишком горячей: потом оказалось, что он повредился, попав в метеоритную стаю. Четвёртый так и вовсе не добрался до нужного места — то ли был уничтожен при СубПортации, то ли вышел в совершенно другой точке. И лишь данные с телескопов, запущенных в соответствующем направлении, помогли окончательно решить, шахтой это станет или садом .

Телжан в этой неопределённости видел знак . И не знак чего-то, а знак вообще: трудная судьба Тильды означала особую роль. Это был символ, к которому он относился неестественно серьёзно. Я не сразу сообразил, в чём смысл, пока он не принялся рассказывать о том, почему материки и прочие географические объекты назвали именно так, а не иначе. Всё это было неспроста…