Расселл Джонс - Выше головы!

Старший сиблинг из пяти. Причём братья — последние двое, близнецы. И две младшие сестры, тоже близняшки. А вот Зере в этом отношении оставалась «одинокой». Каково ей было?..

Все её родственники, дальние и ближние, остались в Солнечной системе. Она улетела, когда получила первый диплом. Второй, тэферский, заработала уже на «Тильде». Здесь же стала донором и начала работать в Администрации.

Я специально проверил — нет, в 189-м никто из её семьи не пострадал. Каким бы ни было её отношение к «Кальвису», оно не основано на личной трагедии. Почему-то от этого стало легче…

С первых дней на станции она оставалась в Северном секторе, подотдел ТФ. Курировала лаборатории и отвечала за вахтовиков, которые были на планете наездами. Что ж, вполне логично: благодаря второй специальности, она понимала характер их деятельности лучше других.

На позапрошлых выборах была в команде нынешнего Квартера, на прошлых — опять у него, на этих — у его противника, который имел все шансы быть избранным… Если бы не Ниул Ярхо.

Тут я догадался, почему Ниул выбрал Северный сектор для начала своего восхождения: в Западном была Айрис Аямэ, в Восточном — три сильных кандидата на опустевшее кресло Леди Кетаки, а в Южном — слишком серьёзная поддержка у нынешнего руководства, шансов практически нет.

Социальное положение… Внезапно мне стало трудно дышать, и щеки загорелись. «Нет. Нет… Нет!» Да: «одинока». Пожалуй, лучший вариант на время выборов. Но что было до того? Поскольку она была администратором, это область не была строго её личным делом, так что я смог узнать, что кто-то у неё был, но отношения закончились ещё в ноябре. Разумеется, имя того счастливцы или счастливицы не сообщалось: не настолько высоким был её пост, чтобы требовать полной откровенности! Да и не требовалось: как в случае с Юлиусом Иманом, достаточно было знать, насколько человек социализирован. Подробности ни к чему… Обычным тильдийцам ни к чему. Но я хотел знать всё .

…Неназойливый значок «расширить ФИЛД» болтался в левом нижнем углу экрана. Самая слабая зрительная зона — можно и не заметить, если не знать, что он там есть. Одно прикосновение — и я буду знать о Зере Нансен столько же, сколько знает логос. И даже больше, потому что я буду понимать эту информацию. Но что мне это даст?

Безусловно, я получу очень много: записи, факты, подробности жизни — достаточно, чтобы насытиться! Хотя бы на время… Я бы, наверное, так и поступил, если бы в моей жизни не было Эрис Утенбаевой и её лекций, в которых, среди прочего, объяснялись причины таких расстройств. «Дефицит контроля» — так она это называла. Старая болезнь, пришедшая к нам из того времени, когда цифровая информация широко использовалась, а Фикс-Инфо ещё не был придуман. Знать об объекте своих чувств всё , чтобы он буквально стал «объектом». Собственностью.

Я не хотел, чтобы Зере стала моей собственностью, и становиться её собственностью тоже не возникало желания. «Быть с ней» — вот в чём я нуждался. Но безнадёжность этой потребности бросалась в глаза — совсем, как у девочек, подсматривающих за мной в бассейне или спортзале…

Мы не сможем быть вместе, потому что сейчас выборы, а потом я вернусь на планету. Признаться ей сейчас — значит взвалить на неё определённые обязанности. А у неё, я был уверен, и так хватало, о чём беспокоиться!

Надо самому справляться со своими проблемами. Вон, как Ниул. Разделять чувства и работу. Различать то, что можешь изменить, и абсолютно неподвластные вещи… Но как же мне хотелось увидеть её ещё раз!

Когда временный Глава шепнул мне: «Рэй, у нас проблемы», — я сначала подумал, что меня хотят вернуть на планету: подходящий способ ослабить Ниула! Но сторонника такой меры это ослабит ещё больше. Несмотря на выборы и предновогодний фестиваль, движение «Расскажи, насколько Рэй — человек» никуда не делось: время от времени кто-нибудь из знакомых, а то и совсем посторонних людей сообщал мне как бы невзначай: «Я тоже участвую».

«Значит, другое», — обрадовался я. Но вовремя сообразил, что неправильно ликовать, узнав о проблемах. Поэтому постарался скрыть свои чувства и приготовился слушать, а потом — действовать, действовать, действовать. Нет лучше лекарства от несчастной любви, чем неотложное дело! Но, видимо, что-то всё-таки отпечаталось на моём лице, потому что Ниул внимательно посмотрел на меня, прежде чем переходит к объяснению. Но не стал ничего уточнять — лишь жестом пригласил к себе в кабинет.

— Я слушаю! — воскликнул я, занимая предложенное гостевое кресло.

— Читай! — вздохнул он, включая стену.

Сообщение на экране было коротким и очень простым: «Откажись от выборов, иначе все на станции узнают о Договоре Обмена».

— Да, это проблема, — вздохнул я.

В курсе системного управления «Договором Обмена» называли распределение человеческих ресурсов, проводимого совместно Администрацией и Службой Психологического и Социального Мониторинга. Причём трудно было сказать наверняка, кто получал больше выгоды — органы власти или СПМ. Были люди и были задачи, а ещё была обстановка, которая складывалась не только из сделанной работы, но и из того, как она была сделана. Я успел понаблюдать за эквилибристикой, которой занималась Глава Станции, чтобы организовать равновесие между тем и другим. «Договор Обмена» позволял сделать часть этой работы неощутимой, разрешая все конфликты ещё до того, как появится предпосылки для них.

Если развить идею дальше, получится то, что «обнаружила» Елена Бос: заговор по превращению независимой автономной станции в отстойник для неблагонадёжных граждан. Что ж, с точки зрения урождённой тильдийки личности типа Макса Рейнера или Телжана О'Ши могли считаться «мусором»! А главное, такой заговор означал, что существуют теневые отношения между станцией и центром, ставящий под сомнение слово «независимость», которое не случайно соседствовало с «автономностью» — можно ведь быть вдали , но оставаться под властью …

Впрочем, гипотезы, которыми баловалась журналистка, показывали, насколько несерьёзный у неё доступ. Заставлять людей выбирать ту или иную станцию — преступление. Другое дело договариваться между собой, куда поселить новичков.

К Обмену начинали готовиться в тот момент, когда переселенцы занимали свои кресла в салоне корабля, и станция получала окончательный список пополнения. В полную силу Договор вступал уже после того, как местные спамеры составляли своё мнение о каждом человеке, включая рекомендации и противопоказания. Тогда-то начиналась «перетасовка», которая заканчивалась хорошо, если к следующей СубПортации.

Независимость каждой станции определяется, кроме всего прочего, полной самостоятельностью в распределении своих граждан. Никто посторонний не мог диктовать свои условия — только Квартеры, Глава Станции, верхушка СПМ и профсоюзов. И каждому приходилось идти на уступки и даже придумывать способ, которым можно приманить своенравных специалистов. Например, организовать шахматный клуб на нестандартном месте в Лифтовой зоне. Или запустить проект «Божья коровка» с садовыми камиллами в форме жуков, чтобы собравшийся на планету биолог задержался на станции и занялся Садами.