Расселл Джонс - Выше головы!

Стоило мне вспомнить «Ему не больно, это робот», как аппетит улетучился. Есть не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Сколько бы я ни напоминал себе, что задиристые мальчишки, переживающие колючий возраст, отыгрывались на мне за учителей и воспитателей, почему-то именно эти слова ранили сильнее всего. И ещё девочка, которая сначала обращалась со мной как с взрослым, а потом даже не смотрела в мою сторону.

Пусть стотридцатипятилетний шахтёр-журналист твердит про мою «человечность» — пока школьники обладают формальным правом игнорировать меня (и отключать), можно не тешиться иллюзией стопроцентной схожести.

Альтер проиграл коротенькую мелодию на мотив детсадовской песенки про большую тарелку. «Влезает ровно столько, сколько сможешь съесть!..» Ага! «Всё, что ты можешь прожевать, сможешь и проглотить», — знакомая логика.

В который раз я подумал, что надо бы поменять настройки. И снова засомневался: а вдруг песенку установила Леди Кетаки лично? И не просто так? Тогда я могу её огорчить… Наверное. А может быть, она ждёт, что я поменяю? Она же тоже немножко спамер!

— Рррры!

Из-за подсолнечника выбежал человеческий ребёнок — года четыре, рыжеволосый, с двумя смешными хвостиками, в пятнисто-полосатом комбинезончике. Подпрыгнув, он приземлился на груди спамера — и вцепился ему в горло руками и зубами. Улле запрокинул голову, вывалил язык, захрипел. Ребёнок радостно взвизгнул и с энтузиазмом переключился на ухо.

— Рррры! Рррры!

— Соня, не надо кушать папу! — голос Дейзи раздавался со стороны центральных дорожек. — Пошли обедать!

Улле подхватил дочку поперёк туловища, прыжком поднялся на ноги — и понёсся напролом через кусты. Я оглянулся и увидел, что он держит Соню над головой, а она изображает то ли птичку, то ли самолёт, восторженно порыкивая.

«Он вышел», — проснулся трансфер в моём ухе. — «Идёт к тебе. Осторожно!»

— Это ты меня ждёшь? — Симон Юсупов навис надо мной, словно гора.

Сконфуженная гора. Похоже, решимость, заставившая его выйти ко мне, закончилась сразу же, как только наши взгляды пересеклись. Он пожевал нижнюю губу, шмыгнул носом, смущённо откашлялся.

— Может, пообедаем вместе? — я поднял термос и сэндвичи.

— Нет, нет, не сейчас, потом… — пробормотал он, повернулся — и, приглашающее махнув рукой, зашагал прочь.

Я поспешил следом, но нагнал его только перед входом в центральный офис: шаг у директора Юсупова был широкий. При его габаритах это пугало — я даже ощутил что-то вроде притяжения. Наверное, так себя чувствуют метеориты, когда приближаются по касательной к большим планетам: вот-вот утянет на орбиту. Два с лишним метра вверх, полтора вширь — Симон Юсупов был самым массивным человеком, которого мне приходилось видеть. Снимки не передавали полного впечатления. Толстые руки и ноги, большая голова, живот бочонком — настоящий великан!

Блок, куда мы пришли, соединял основной комплекс биофабрики со вспомогательными лабораториями и основной лабораторной зоной В5 — той её частью, которая специализировалась на проверке продуктов. Сад ежедневно производил больше ста процентов необходимого питания и биоматериалов для лабораторий. После консервации излишки отсылали на Тильду и шахтёрские подстанции, которые напрямую зависели от поставок и не могли рисковать. На отправку грузовых платформ влияли многие факторы — жуткие истории с нехваткой продовольствия были у всех на слуху…

«Ну, ты-то с голоду не умрёшь!» — успокоил я себя и крепче сжал термос.

Первая половина обеда была в самом разгаре, и я ожидал увидеть работников утренней смены, готовящихся к передаче дел «дневным» камрадам. Однако в центральном офисе царила тревожная атмосфера, часть кабинетов была опечатана, а в остальных расположились совсем не те цвета , которые должны были там быть.

Если я чувствовал, что что-то не так, каково же было Папе Симу! Когда он шёл по коридору, его шаги эхом отдавались под потолком, и раздражение явственно перерастало в гнев. Профэксперты в ультрамариново-серых комбо, словно волны, разбегались в разные стороны. Их было неестественно много — Экспертно-Координаторская служба Восточного сектора пригласила себе в помощь коллег со всей станции. Дело Просперо Мида вели на всех уровнях, и если спамеры копались в «душе» покойного, ЭКСы занимались «телом». Заместитель директора — ответственная должность, а репутации как таковой у Мида уже не было. Если он нарушил элементарные законы общества, что мешало ему напортачить в работе?

Насколько я знал, пока что обнаружили очевидное — скрытые прогулы и «неформатное использование ресурсов». Этим заковыристым термином обозначили оборудование и материал, которые Мид применил для изготовления своих инструментов. И он продемонстрировал изрядное мастерство, достаточно вспомнить «маяк» для создания помех в системе видеонаблюдения и пневматический «кол» (каждый раз, когда я вспоминал это орудие, у меня внутри всё холодело). А ещё он произвёл — втайне от всех (или почти от всех) — комбинезон, способный менять цвета. Не самые неожиданные таланты для человека его опыта и квалификации, однако впечатляло.

После таких открытий ЭКСы начали прямо-таки роиться вокруг биофабрики. Им предстояло проверить всё, чем занимался Мид, и заодно выявить возможные нарушения, утечки и тайники. Профэксперты лучше, чем Отдел Безопасности, умели искать скрытые и скрываемые изъяны. Собственно, в этом и состояли их обязанности. Но в отличие от спамеров, они не были закрытой службой, требующей специального образования. Напротив, поработать там было честью — кандидатуры утверждали голосованием, что позволяло компенсировать ожидаемый негатив со стороны проверяемых.

Тем не менее тотальное перетряхивание отчётов за четырёхлетний период — это чересчур. ЭКСов приглашали тогда, когда последствия совершённых ошибок были очевидны. Теперь же каждый сотрудник биофабрики оставался под подозрением. Хотя официально преступником был только Мид (и кто-то ещё, но об этом решили молчать до поры до времени), пока дело не будет закрыто, каждый мог быть признан нарушителем.

Трудно спокойно работать под такой «тенью». Это пытка — каждый день ждать результатов, по итогам которых кто-то из своих будет обвинён.

Топоча, словно стадо слонов, Папа Сим добрался до своего логова, распахнул дверь — и недоумённо оглянулся на меня. А я был бы рад войти, да ноги не слушались. Стенд, висящий напротив директорского кабинета, ввёл меня в состояние ступора. Я едва не выронил свой обед и на какое-то время забыл, зачем явился в Сад и что мне нужно от Папы Сима.

Стенд был оформлен к несостоявшемуся юбилею Просперо Мида. Ему должно было исполниться шестьдесят, и профсоюз подготовил что-то вроде ретроспективы карьерных достижений. Получилось красиво: золотистые пчелиные соты, где каждая ячейка, реагирующая на направление и силу взгляда, содержала тот или иной знаменательный факт биографии.